Блог клуба - Мысли о главном

Собачья преданность людям просто поражает до глубины души!

Однажды, на просторах всемирной паутины, я нашла такой замечательный стих. Про жизнь, полет и наслажденье.

Эх… замечательный стих, отлично мотивирует, и наполняет любовью к жизни, не так ли?

Ведь, действительно, что мешает человеку осуществлять мечтания, жить так, как он хочет и наслаждаться ею? Что?

«… по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, — не будет у России, и никогда ещё не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными!
И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю… я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю…

… Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.
Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени».

Долго, о, долго ещё они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, — коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии. …

… Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы ещё нужны славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как устроятся, — признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их, решите-ка это?
Да ни за что на свете не признают!
Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощию Европы, которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их.
Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьётся у них в научную и политическую аксиому.

Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России.

Может быть, целое столетие, или ещё более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на неё и интриговать против неё.

О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда.
Они поймут всё величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве.
Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.

Особенно приятно будет для освобождённых славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.

У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи.

Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать.

Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров.

России надо серьёзно приготовиться к тому, что все эти освобождённые славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своём славянском значении и в своём особом славянском призвании в среде человечества.

Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать.

Разумеется, в минуту какой-нибудь серьёзной беды они все непременно обратятся к России за помощью.
Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя её в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит — Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство.

Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море.

России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае.

Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами?

Неужто из-за того, чтоб пожать столько маленькой, смешной ненависти и неблагодарности?

О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что центр славянского единства — это она, что если живут славяне свободною национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет она, что совершила и создала всё она.

Но какую же выгоду доставит России это сознание, кроме трудов, досад и вечной заботы?»

"Дневник писателя", 1877 год

4-летняя Изабелла Лакетт (Isabella Luckett) с рождения страдает от церебрального паралича. Она не может самостоятельно стоять, тем более ходить, её ноги не развиты и она вынуждена передвигаться на инвалидной коляске. Но когда её тетя выходила замуж, ей была предоставлена честь быть девочкой разбрасывающей цветы и лепестки перед невестой, когда та будет идти к алтарю. Но как, ведь она совсем не может ходить, но её папа нашел способ как сделать свою дочь счастливой.
Благодаря жилету под названием "Upsee", Изабелла смогла проводить к алтарю свою тетю, во время свадебной церемонии

Изабелла сказала, что чувствовала себя Золушкой,это было чудесный момент и один из самых запоминающихся моментов для этой маленькой девочки.
Вот такой жилет вшили в платье "цветочной девочки"
Затем, при помощи специального пояса этот жилет был прикреплен к её отцу

Вся конструкция "Upsee" была запущена в пользование не так давно, но уже помогает многим парализованным детям ходить

Её отец Гэри Лакетт связался с компанией продающей Upsee, чтобы получить один экземпляр специально для Изабеллы как раз к свадьбе.

Изабелла была так счастлива сделать эти шаги во время свадьбы. Вы сами можете видеть это по счастливому выражению её лица. Хоть на день, но она смогла почувствовать себя полноценным гостем на свадьбе.

Желаем всем детям Земли здоровья, счастья и чтобы они никогда не болели.

Я приехал по адресу и посигналил. Прождав несколько минут, я посигналил снова. Так как это должен был быть мой последний рейс, я подумал о том чтобы уехать, но вместо этого я припарковал машину, подошёл к двери и постучал... "Минуточку", — ответил хрупкий, пожилой женский голос. Я слышал, как что-то тащили по полу.

После долгой паузы, дверь открылась. Маленькая женщина лет 90 стояла передо мной. Она была одета в ситцевое платье и шляпу с вуалью, как будто из фильмов 1940-х годов. Рядом с ней был небольшой чемодан. Квартира выглядела так, будто никто не жил в ней в течение многих лет. Вся мебель была покрыта простынями. Не было ни часов на стенах, ни безделушек, ни посуды на полках. В углу стоял картонный ящик, наполненный фотографиями и стеклянной посудой.

"Вы бы не помогли мне отнести мою сумку в машину?" — спросила она. Я отнес чемодан в машину, а затем вернулся, чтобы помочь женщине. Она взяла меня за руку, и мы медленно пошли в сторону автомобиля. Она продолжала благодарить меня за мою доброту. "Это ничего", — сказал я ей, — "я просто стараюсь относиться к моим пассажирам так, как я хочу, чтобы относились к моей матери".
"Ах, ты такой хороший мальчик", — сказала она.

Когда мы сели в машину, она дала мне адрес, а затем спросила: "Не могли бы вы поехать через центр города?". "Это не самый короткий путь", — быстро ответил я. "О, я не возражаю", — сказала она, — "я не спешу. Я отправляюсь в хоспис...".

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Ее глаза блестели. "Моя семья давно уехала", — продолжала она тихим голосом — "Врач говорит, что мне осталось не очень долго." Я спокойно протянул руку и выключил счетчик. "Каким маршрутом вы хотели бы поехать?" — спросил я.

В течение следующих двух часов, мы проехали через город. Она показала мне здание, где она когда-то работала лифтером. Мы проехали через район, где она и ее муж жили, когда они были молодоженами. Она показала мне мебельный склад, который когда-то был танцевальным залом, где она занималась будучи маленькой девочкой. Иногда она просила меня притормозить перед конкретным зданием или переулком и сидела уставившись в темноту, ничего не говоря.

Позже она вдруг сказала: "Я устала, пожалуй, поедем сейчас." Мы ехали в молчании по адресу, который она дала мне. Это было низкое здание, что-то вроде маленького санатория, с подъездным путём вдоль небольшого портика. Два санитара подошли к машине, как только мы подъехали. Они, должно быть, ждали её и осторожно помогли ей выйти. Я открыл багажник и внёс маленький чемодан в дверь. Женщина уже сидела в инвалидной коляске.

"Сколько я вам должна?" — спросила она, достав сумочку. "Нисколько", — сказал я. "Вы же должны зарабатывать на жизнь", — сказала она. "Есть и другие пассажиры", — ответил я. Почти не задумываясь, я наклонился и обнял её, она держала меня крепко. "Ты дал старушке немного счастья", — сказала она, — "благодарю тебя". Я сжал ее руку, а затем ушёл. За моей спиной дверь закрылась. Это был звук закрытия еще одной книги жизни...

Я не брал больше пассажиров на обратном пути. Я поехал, куда глаза глядят, погруженный в свои мысли. Для остальных в тот день я едва мог разговаривать. Что если бы этой женщине попался рассерженный водитель, или тот, кому не терпелось закончить свою смену? Что, если бы я отказался от выполнения её просьбы, или посигналив пару раз, затем уехал?..

В конце я хотел бы сказать, что ничего важнее в своей жизни я ещё не делал. Мы приучены думать, что наша жизнь вращается вокруг великих моментов, но великие моменты часто застают нас врасплох, потому что завернуты в обертку, через которую кажутся маленькими и незначительными...

http://www.orator.ru/pritchi.html

Только что встретил в сети и решил что и тут место этой истории.

История с моралью

Был такой ребёнок, которому было всего 10, он как-то раз зашёл в кафе. Официантка подошла к нему.
- Сколько стоит шоколадное мороженое с орешками? - спросил мальчик.
- Пятьдесят центов, - ответила женщина.
Этот малыш засунул руку в карман, достал мелочь которая у него была и начал считать.
- Сколько стоит простое мороженое, без ничего? - спросил ребенок.
Некоторые посетители ожидали за столиками, официантка начала выражать недовольство.
- Двадцать пять центов, - бросила коротко в ответ. Мальчик опять пересчитал монетки.
- Хочу простое мороженое, - сказал официантке он.
Официантка принесла мороженое, бросила на стол счет и удалилась. Мальчик когда скушал мороженное, оплатил в кассе счет и ушел. Когда официантка вернулась убирать стол, у нее стал комок в горле, когда она увидела, что рядом с пустой вазочкой лежали аккуратно сложенные монетки, двадцать пять центов - ее чаевые.

Никогда не делай выводов о человеке, пока не узнаешь причины его поступков.(с)

В больницу в тяжелом состоянии привезли трехлетнюю девочку Лизу. Состояние ее с каждой минутой ухудшалось. Нужно было срочно делать переливание крови. В зале ожидания находились ее родители и старший брат, которому недавно исполнилось пять лет. Мальчик в свое время перенес ту же болезнь, от которой сейчас страдала его сестра, и у него в крови выработались антитела. Поэтому врачи надеялись на успех переливания крови брата.
Врачу было необходимо уговорить ребенка, и он спросил у брата Лизы, готов ли он отдать кровь своей сестричке. На лице ребенка на мгновение отразилось сомнение, но потом, глубоко вздохнув, он сказал:
— Да, отдам, если это спасет Лизу.
Мальчика уложили рядом с сестрой и начали переливание. Братишка улыбался, видя, как щечки его сестры заливает румянец. Но вдруг он резко побледнел, улыбка исчезла с его лица. Он очень серьезно посмотрел на доктора и спросил дрожащим голосом:
— В котором часу я начну умирать?
Выяснилось, что малыш понял врача по-своему: он подумал, что должен отдать всю свою кровь. И, будучи уверенным в этом, согласился.

интернет- одноклассники

Мы так часто не ценим то, что имеем, пока мы это не потеряем....
Мы твердим себе, что можем без этого обойтись.. Но сердце - не разум.. его не обмануть.. не затуманить..
Уходя мы говорим, что больше не вернёмся.. но разве можно уйти, оставив сердце?...
Мы удаляем телефонный номер, зная, что он навсегда останется в памяти..
Мы выкидываем адреса, наглаживая конверт с письмом, спрятанный в шкатулке..
Мы говорим столько слов.. а хотим сказать лишь "Я ТАК ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.."
Мы ругаемся.. крича в душе.. "ну обними же меня.. просто обними.."

интернет-одноклассники

"Это было обычное хлопотливое утро, когда, пожилой мужчина, лет 80-ти, пришел снять швы с большого пальца его руки. Было видно, что он очень спешит, и он сказал слегка дрожащим от волнения голосом, что у него важное дело в 9 часов утра.
Сожалеюще, покачав головой, я попросил его присесть, зная, что все доктора заняты и им смогут заняться не ранее чем через час. Однако, наблюдая, с какой печалью в глазах он то и дело посматривает на стрелки часов, во мне как бы что-то сострадательно ёкнуло - и я решил, благо у меня не было в данный момент других пациентов, самому заняться его раной.
Обследовав его палец, я нашёл, что ранка успела хорошо зажить, и посоветовавшись с одним из врачей, я получил необходимые инструменты и для снятия швов и медикаменты для обработки раны.
Занявшись вплотную его пальцем, мы разговорились. Я не удержался и спросил у него:
- У вас, наверное, назначен прием у врача, раз вы сейчас так спешите.
- Нет, не совсем так. Мне надо успеть в больницу покормить мою больную жену.
Тогда я спросил, что с ней. И пожилой мужчина ответил, что у неё, к сожалению, обнаружили болезнь Альцгеймера. Пока мы разговаривали, я успел снять швы и закончил обработку его раны. Взглянув на часы, я спросил, будет ли она волноваться, если он немного опоздает.
К моему полнейшему удивлению, мой собеседник сказал, что она, увы, не узнает его последние пять лет.
- Она даже не знает, кем я ей прихожусь, - покачав головой, добавил он.
Изумленный, я воскликнул:
- И вы все равно ходите туда каждое утро, даже несмотря на то, что она даже не знает, кто вы?
Он улыбнулся и по-отечески похлопав меня по руке, ответил:
- Она не знает, кто я, зато я знаю, кто она.
Я с трудом удержал слезы. А как только он ушёл, мурашки побежали у меня по рукам и я подумал: "Да ведь это именно та любовь, о которой я мечтал всю свою жизнь.."
Несомненно, даже несмотря на её болезнь, она была счастливой женщиной, раз имела такого заботливого любящего мужа.
Истинная любовь - это не физическая страсть и не просто романтика. Настоящая любовь - это способность принять все - все то, что было, что есть и то, что будет... "

интэрнет-одноклассники