Буквы языка

Солью жжётся сердце-Солнце:
Ничего не разобрать…
День виденьем отольётся:
Просто ночью надо спать.

Говори со мною, Винни; vici, vidi, veni:
Побеждай, смотри и приходи.
Здесь, с ружьём стою — откровенно,
А не по прихоти.

Когда заговорят латинским бриты,
С тобою выстрелами будем квиты.
Но ты под жалом слишком диких пчёл —
И туча здесь как будто ни при чём.

И мир холмистый за зелёным шаром
Вращается, пока ещё бегу.
И синий шар, сдуваемый обманом…
В него не глядя даже попаду?

У меня есть два билета на концерт.
Курт Кобейн — Teen Spirit — все дела.
Не пойдём? Ну, ладно. No concern.
Мёд пчела, наверно, родила.

Буду как большой воздушный шар
В стратосфере наблюдать сигары.
Разменяю для пилотов жар
На галлюцинации угара,

Породив тарелочных легенд
Целый короб — как из детских сказок,
Где генетики эксперимент
Стал для леса стражей и наказом.

Говори со мною, Винни; vici, vidi, veni:
Побеждай, смотри и приходи.
Здесь, с ружьём стою — откровенно,
А не по прихоти.

Пусть дождь вливает в руки тяжесть,
В ладони падая глотком.
И влагой трепетной завяжет —
Неразрезаемым… О том

Молчать, пока раскрытым
У розы тихим лепестком
Блуждает ветреным порывом,
Глубоким, лёгким полусном

Неосязаемая нега, а мысль вовсе
не о том.
Как перекрестьем жжёт у стенки:
Прицел — движенье остаётся —
И нежность кончится…
потом.

Чуть позже ляжет тишина
На плечи лёгкие и веки.
Когда бы не было всё так,
Людьми б не стали человеки.

Пускай не добрые не злы,
А дождь плетёт свои узлы,
А люди все свои ...изны...
В прямую сущность кривизны

Вжимают ласковой рукою —
Так вьётся волос у весны!
Так снятся трепетные сны
На грани мёртвого покоя.

Но вот — не время умирать,
Пока дожди тебя питают —
И дарят право так питать —
И тают капли с лепестками…

Посчитаем. Таем. Таем…
Что б ни стало с нашим раем,
Никогда не умираем.

Три строки в лицо хлестали.
Как бы ими мы ни стали,
Сплав из золота и стали

Никогда не разгадаешь.
То ли жёсткость, то ли мягкость:
Полотнище распласталось

Этих сплавов в голубом,
Потому о землю лбом
Бьём.

Плещет сердце за скелетом
Этим странным, диким летом,
Как обойма с пистолетом.

За щелчком — судьба патрона.
Осторожно, незнакомо
Встала в горле тихим комом.

И стоит — не говорит.
Сxорони меня в гранит,
Если камень речью сыт.

Потрогай музыку. Пусть ноты задрожат.
В предощущении весны таится лето.
Когда рука легка — кулак разжат,
Сквозь пальцы утечёт невидный ветр.

На ключ закроет преходящий крик,
Заставит петь — дышать учится снова.
Откроет слёзы искривлённый лик.
Измученный, законченный, в покровах

Из священных, живых, кровоточащих
Ран. Так с воздухом порой играет небо,
Что хочется прожить скорей и краше,
Без паутины мертвенного плена.

Но лишь по проводам течёт беда —
И тонешь, путаешься, словно ты в болоте
И хочется пустить по проводам
Беспроводные чувства, что на взводе

Идут по нервам, гонят, чтоб лететь.
И провода — как жалящая плеть —
И чувствам чертит искренние сети
И сквозь узоры вновь свобода светит.

Устроил так, кто выше и мудрее,
Что току — провод, но свободе — дух.
И первые — проводники последних:
Кто слышит тишину — имеет слух.

В моей — голове — бубнит — телевизор.
Похожий на космос — смеющийся выстрел,
И капли рассвета похожи — на молот,
Когда ты — усталый, когда ты немолод.

И режется в теле холодная роза.
Из стали, метели, полётом на остров,
Изгибом, зигзагом врывается в горло,
Похожа на молнию холодом ровным.

И дрожью на теле танцует неловко,
Опасливым, едким, тяжёлым осколком.
И падает скоро в постели неровность,
Сжимая, затягивая переломность.

А нежные реки ласкают спокойно.
А руки — как бреги, а кожа — надёжность.
Касание — вера, скрещенье — возможность.
А дальше… а больше… расходится сложность.

А что остаётся, когда аккуратно,
А что остаётся, когда осторожно
Слова не имеют значения больше?
Свободы совсем необузданна нежность.

***

Воспоминания касаний, воспламенение глубин.
(Тампоны — скальпели — зажим.)
Хотелось остро, ярко жить
Жизнь.

Хотелось посмотреть за край, в окно, в глазок,
Потом — в глаза — за горизонт.
Напиться воздуха — и вот, и вот он —
(Кислород.)

Хотелось — взглядом — всё прожечь,
Насквозь. Во всём добраться до ядра,
Делить, как самый острый меч.
(Едва…)

Закон: что тоньше, то острей
Всегда касается людей.
Где всё кончается — там дверь,
В ней вера. В точность. Тонких. Мер.

***

Модно. Голодно.
Люди
от страха
Забились
в смартфоны.
Что это
такое?
Это — такое:

Дразнят касаниями астронавтики
Землю, одетую в холод галактики.
Сверху капают слёзы Солнца.
Солнце курит. Луна смеётся.

***

1. Золотая стрелка перемещается конвульсиями.
2. Умирает с каждым вращением и упором механизма, заряженного концентрированной физикой.
3. Я не видел ничего вульгарнее золотых стрелок.
4. Потому что время — не золото, не песок, не вода.
5. Время — это нож, острейший и безболезненный.
6. Он отсекает выбор, отсекает возможности.
7. И дарит огранку.
8. Умение выбирать.
9. Каждый раз оставляя всё меньше выбора.
10. Пока, наконец, не оставит свободу без выбора.

***

Море зовёт свои корабли. Море считает приливами дни.
Море — название этой планеты, людям страшно немного
От этого. Море волнуется — с самого детства, а если
Замрёт, на всей этой — нет средства.

И Солнце забыло про эту планету,
Оставив Луну ей разменной монетой.
Монета скрывается тенью от Солнца.
Перевернётся — и — не — вернётся.

Мы — в рукаве, не за пазухой. Может,
Господь нас возьмёт — и перемножит,
Джокером будем — в честной колоде,
Чтобы заехать дьяволу — по морде,

Пока качает Ковчег Завета, я
Краем сознания чувствую это.
Но круглые, мягкие моря края
Когда-то впечатают в Землю меня.

И будет Луны искривившейся диск,
Размазанным аверсом падая вниз,
Блестеть серебром, перед морем пасуя,
Ведь море — название этой планеты.

***

Я кричал ему: "Затормози"! (Землю крепит соль твоей слезы).
На Земле уютно и легко, потому, что греют поезда.
Рай спешит за теми, кто живой. Сводит скулы синью бирюзы.
Спит, железный, а его депо спрятано от резкости шагов.

Снит, прилежный, гладкие пути, запахи объятий, светлых дней
Чувствует — от крыши и до дна — трепетом калёного листа.
Но с особенным, дрожащим чувством, любит снег (да-да!),
Потому, что от него тепло.

***

По улицам, по барам, по пьяным по угарам
И вниз и вверх зигзагом — потерянным и злым —
О добром-добром Боге словами говорим.
А добрый Бог смеётся: он счастлив и любим.

Пока у нас тут лагерь и кости с диким смрадом,
И страшная зараза, и всякий нелюдим.
Но выживем умело, ведь выжать Бога в клетке,
Из сердца Бога в клетке уверенно хотим.

А Бог прощает смело, а Бог прощает мудро,
Он хочет перламутра в весеннем ветерке.
И почему так странно, надломленно и хмуро
В словах о добром Боге, сожжённых на костре?

И новости пророка, конечно же, пророка,
Всё кончено: пророка — с приставкой слова -лже,
Что люди — только воры, что люди — только свора
Достали откровенно до глубины в душе.

И матерное слово, как ёмкая основа,
Просило выход снова. Но хватит, блять, уже.
Словам о добром Боге, счастливом, добром
Боге не место в этой самой, забытой всеми жэ.

***

Чтобы знать, когда закончится дождь
На холодной, бедной, жалкой Луне,
Я читаю море по волнам. Ну, что ж:
Он закончится в сентябре.

Повернётся калейдоскоп,
Рассыпаясь на витражи.
И раскроется песня волков,
Обогреет холодную жизнь.

И больная Луна расцветёт,
Если только закончится дождь.
Может быть, это бред или ложь —
Только вере в Луну всё равно.

Я читаю по морю Луну —
А Луна размечталась за край,
Что она — наш потерянный рай
Или звук, потерявший струну.

На чутком равновесии ресниц,
Когда глаза наполнены слезами,
Дрожит гроза, под крыльями птиц
Скрывая тяжесть будущего знания.

И ласточке на спину давит нежно,
Вжимая в камень хрупкую свободу.
И ласточка покорна, безмятежна,
Предчувствуя слезы живую воду.

И падает, пропитывая семя,
Полётом освещая всё пространство.
Земля дрожит, как будто бы успели
Раздвинуть горы, обнажая раны,

Одной слезой, подобной крику птиц
На чутком равновесии ресниц.

Я жду волшебное письмо.
(прохладой ветра унесло.)
Вдыхаю аромата взвесь.
Сейчас и здесь. Я здесь.

Хочу, чтоб грели поезда,
Трудом колёс цепляясь за
Надёжность преданной земли.
И чтоб хотели и могли,

Укрывшись деревом купе,
Играя в карты на столе,
Легко смотреть глаза в глаза.
Ведь нынче в этом чудеса.

Хочу приехать в место, где
Полётам фавна на звезде
Не удивляются, а так...
Лишь улыбаются слегка.

И еду, еду, еду... жизнь.
Со мной поедешь? Ну, держись!
И жду волшебное письмо.
И в сердце, как в руках, оно.

Когда ты позабудешь, как дышать,
И резко высь зацепиться за крылья,
Спроси у гор, зачем камням летать,
Врезаясь в краски бледно-серой стынью.

Где ходит быстро медленная смерть,
Споём о том, кому кричать и петь:
(Спокойно встали спинами под плеть.
Сотрутся спины - волю не стереть.)

Скажи, мой друг, зачем уходят звёзды?
И что - душа, когда она взорвётся?
Погаснешь сам, а вера станет - твердь.
Включи мне Солнце, чтобы им гореть.