Всё пройдёт

Кумиров предоставив книжной славе,
На время отпуская тормоза,
Куда-нибудь с утра себя направить.
Смотреть на этот мир во все глаза.

Гулять неторопливо по щебёнке,
Где вздохи шумных улиц не слышны
И внутренней свободы голос тонкий
Становится сильнее тишины.

Где всякий раз нашёптывает ветер,
Сложившимся устоям вопреки,
Что жизнь – не биография в анкете,
А вечное подобие реки.

И что мне до блондиночки жемчужной,
Когда в душе такой переворот,
Здесь сложностей выдумывать не нужно,
Иди себе, глотая кислород.
2015

Небо в звёздах. Кручусь до рассвета.
Размышляю в ночной тишине:
Отчего на земле с каждым летом
Всё бездомней становится мне?

Светлым праздником кажется время,
Когда многое было нельзя,
А друзья были именно теми,
Кого жизнь назначала в друзья.

Многих нет, а они все приходят,
Словно дни повернулись назад.
И во снах улыбаются вроде,
И молчат, дорогие, молчат…

А с восходом улягутся нервы,
Тёплый луч упадёт на ступень.
Я ромашек нарву самых первых
В воскресенье на Троицын день.

У иконы Андрея Рублёва
Свой букетик простой положу.
«Ты прости меня, Боже, такого» –
Вот и всё, что я утром скажу.

И со мной ничего не случится,
Разве только печаль да грехи.
Но небесная будет частица
В этом сердце: друзья и стихи.

Я жду тебя. Напрасно ли? Не знаю.
Так легче и спокойнее – не знать.
Мне пауза нужна. Очередная.
Недолгого молчанья благодать.

Остатки чувств, как улочек сплетенье,
И, если говорить начистоту,
Никак не исчезает ощущенье
Прорвавшегося света в темноту.

Проклюнувшийся май – такой нездешний,
Летят непредсказуемые дни.
И снова я – раскаявшийся грешник,
Безропотному мытарю сродни.

Не пишутся стихи. Лежит в архиве
Безумия сердечного посыл.
Пусть мы не стали ближе и счастливей,
Но, что ни говори, он всё же был.

Мне пауза нужна. Очередная.
Недолгого молчанья благодать.
Я жду тебя. Напрасно ли? Не знаю.
Так легче и спокойнее – не знать.
2015

Она сидела вечером одна,
За столиком кафе, листая ноты.
Аккордеон Waltmeister, старина,
У ног её, Opal ручной работы.

И не спешилось, как иным домой,
Учительнице школы музыкальной.
Бессонница возьмёт своё зимой
В оранжевой, открытой настежь спальне,

Где будет крепкий кофе до утра,
И слёзы будут, и «Помилуй, Боже!»,
Мартини недопитое вчера
И телефон, и сигарета тоже.

И будет взгляд, сквозь старое окно,
Ловить в ночи сверкнувшие снежинки.
И прошлое, как целое одно,
Изрежется на мелкие картинки.

А ей хотелось жить без этих драм,
Отдавшись суете, такой знакомой.
И в маленьком кафе по вечерам
Сидеть уютно в двух шагах от дома.
2015

Ничто так не давит немой пустотою,
Как дней холостяцкий уют.
Но это затишье уйдёт с быстротою
За несколько летних минут,

Когда завибрирует звон колокольный
В безветренном раннем тепле,
Когда приумолкнет народ барахольный,
И, кажется, рай на земле.

Моё одиночество под куполами
Невольно сожмётся в комок,
И, может, записку с двумя именами
Заметит проснувшийся Бог…

Проснёшься – бог ты мой! –
Разборки у соседки,
А в окнах – мир цветной
И ласточки на ветке.

Косых лучей латунь
На книге и тетрадке.
И светится июнь,
И дома всё в порядке.

Не жизнь, а благодать!
И, волосы взъерошив,
Приятно помечтать
О чём-нибудь хорошем.

И сквозь соседский бред,
(Судьба у них такая),
Смотреть на белый свет,
От счастья умирая.

Безмолвия во мне
По-летнему так много,
Как солнца в вышине,
Как в детском сердце – Бога!
2015

Безмолвно в глаза иерею
Смотрю – и не вижу в упор.
Я многих вещей не умею:
Юлить, прерывать разговор,

Названивать бывшему другу,
Который свёл дружбу к нулю.
А разных богов с перепугу
Молить – вообще не люблю.

Мне проще воздушные замки
Построить в предутренней мгле,
Пытаясь прорваться за рамки
Всех правил на этой земле.

Здесь тысячу раз предавали.
А сколько ещё предадут?
Сбежать бы за дальние дали
От нынешних новых иуд...

Не помнить бумажные лица
Случайных-то, в общем, людей,
И снова с собой подружиться
Под летние громы дождей.

Чтоб в памяти зла не осталось –
Лишь отзвук весеннего дня,
Где кто-то – ни много, ни мало –
С любовью глядит на меня.
2015

Когда приходят грусть с тоской,
По-свойски, как к себе домой,
Выходят вновь на белый свет
Моё убожество, мой бред.
Я роюсь мысленно в судьбе
И верю всякой ворожбе,
В астрологический прогноз,
Как будто с этим только рос.
Желанье броситься на грудь
Кому-нибудь сквозь эту муть
В который раз глушу с трудом:
Умом, душой, всем существом
А надоест считать грехи –
Импровизирую стихи.
Читаю их в начале дня
Тому, Кто выдумал меня.
2015

В который раз на пике невезений,
Когда, казалось, к худшему готов,
Мне вспоминаются кусты сирени
И девочка на фоне тех кустов.

В больших глазах – два синих-синих неба,
Дрожащий луч танцует по кудрям,
Она, смеясь, бросает крошки хлеба,
Доверчивым весёлым голубям.

А я смотрю уже почти влюблено,
Заворожённо, помню, как сейчас,
Застыв тогда на сквозняке балконном
От этих улыбающихся глаз.

Не потому ли внутреннюю смуту,
Где что ни день – становишься грубей,
Я наполняю каждую минуту
Той девочкой, кормящей голубей.

Притаилась река в камышах.
Воду пьют в ней счастливые кони.
На кудрявых стоит облаках
Белоснежная цапля в затоне.

И не ждёшь ни зимы, ни беды.
И не надо ни денег, ни хлеба,
Лишь сидеть бы у тихой воды,
Где такое хрустальное небо…

Почему вечно тянет к реке
Убежать из бетонной высотки,
Слушать птиц в молодом ивняке,
И смотреть на рыбацкие лодки?

И куда только сердце глядит,
Отчего так срывается скоро
С бесконечных небесных орбит
В этот шумный оранжевый город?
2015