Люди

Бухгалтер Казанлыков говорил жене:
- Мне его так жаль... Он всегда одинок, на него почти никто не обращает внимания, с ним не разговаривают... Человек же он с виду вполне корректный, приличный, и в конце концов не помешает же он нам! Он такой же банковский чиновник, как и я. Ты ничего не имеешь против? Я пригласил его к нам на сегодняшний вечер.
- Пожалуйста! - полуудивленно отвечала жена. - Я очень рада.
Гости собрались в десять часов. Пили чай, поздравляли хозяина с днем ангела и весело подшучивали над молодой парочкой: сестрой бухгалтера Казанлыкова и ее женихом, студентом Аничкиным.
В десять часов явился тот самый вполне приличный господин, о котором Казанлыков беседовал с женой... Был он высок, прям, как громоотвод, имел редкие, крепкие, как стальная щетка, волосы и густые черные удивленные брови. Одет был в черный сюртук, наглухо застегнутый, делавший похожим его стан на валик от оттоманки, говорил тихо и вежливо, но внушительно, заставляя себя выслушивать.
Чай пил с ромом.
Выпив два стакана, от третьего отказался и, посмотрев благосклонно на хозяина, спросил:
- Деточки есть у вас?
- Ожидаю! - улыбнулся Казанлыков, указав широким, будто извиняющимся жестом на жену, которая сейчас же вспыхнула и сделала такое движение, которое свойственно полным людям, когда они хотят уменьшить живот.
Одинокий господин солидно посмотрел на живот хозяйки.
- Ожидаете? Да... Гм... Опасное дело это - рождение детей.
- Почему? - спросил Казанлыков.
- Мало ли? Эти вещи часто кончаются смертельным исходом. Родильная горячка или еще какая-нибудь болезнь. И - капут!
Казанлыков бледно улыбнулся.
- Ну, будем надеяться, что все завершится благополучно. Будем иметь большого такого, толстого мальчугана... Хе-хе!
Одинокий господин раздумчиво пригладил мокрой ладонью черную и очень редкую проволоку на своей голове.
- Мальчугана... Гм... Да, мальчуганы тоже, знаете... Часто мертвенькими рождаются.
Хозяин пожал плечами.
- Это очень редкие случаи.
- Редкие? - подхватил гость. - Нет, не редкие. Некоторые женщины совершенно не могут иметь детей... Есть такие организмы. Да вот вы, сударыня... Боюсь, что появление на свет ребенка будет грозить вам самыми серьезными опасностями, могущими окончиться печально...
- Ну, что вы завели, господа, такие разговоры, - сказала жена чиновника Фитилева. - Ничего дурного не будет. Вы же, - обратилась она к одинокому господину, - и на крестинах еще гулять будете!
Одинокий господин скорбно покачал головой.
- Дай-то Бог. Только ведь бывают и такие случаи, что ребенок ростет благополучно, а умирает потом. Детский организм очень хрупкий, нежный... Ветерком подуло, пылиночку какую на него нанесло, и - конец. По статистике детской смертности...
Жена Казанлыкова, бледная, с искаженным страхом лицом, слушала тихую, вежливую речь гостя.
- Ну, что там ваша статистика! У меня трое детей, и все живехоньки, - перебила жена Фитилева.
Гость ласково и снисходительно улыбнулся.
- Пока, сударыня, пока. Слышали вы, между прочим, что в городе появился дифтерит? Ребеночек гуляет себе, резвится и вдруг - начинает покашливать... В горле маленькая краснота... Как будто бы ничего особенного...
Жена Фитилева вздрогнула и широко открыла глаза.
- Позвольте! А ведь мой Сережик вчера действительно вечером кашлянул раза два...
- Ну, вот, - кивнул головой гость. - Весьма возможно, что у вашего милого мальчика дифтерит. Должен вас, впрочем, успокоить, что это, может быть, не дифтерит. Может быть, это скарлатина. Вы говорите - вчера покашливал? Гм... Если он не изолирован, то легко может заразить других детей...
Бледная, как бумага, жена Фитилева открывала и закрывала рот, не находя в себе силы вымолвить ни одного слова.
- Особенно вы не волнуйтесь, - благожелательно сказал гость. - Скарлатина не всегда кончается смертельным исходом. Иногда она просто отражается на ушном аппарате, кончается глухотой или - что, конечно, опаснее - отзывается на легких.
- Куда вы? - с беспокойством спросила жена Казанлыкова, видя, что госпожа Фитилева надевает дрожащими руками шляпу и, стиснув губы, колет себе пальцы шляпной булавкой.
- Вы меня извините, дорогая, но... я страшно беспокоюсь. Вдруг... это... с Сережей... что-нибудь неладное.
Забыв даже попрощаться, она хлопнула выходной дверью и исчезла.
Гость прихлебывал маленькими глотками чай с ромом и изредка посматривал на сидевших против него студента Аничкина и его невесту.
- На каком вы факультете? - спросил он, ласково прищуривая левый глаз.
- На юридическом.
- Ага! Так, так... Я сам когда-то был в университете. Люблю молодежь. Только юридический факультет - это невыгодная штука, извините меня за откровенность.
- Почему?
- Да вот я вам скажу: учитесь вы, учитесь - целых четыре года. Кончили (хорошо, если еще удастся кончить!)... И что же вы? Помощник присяжного поверенного - без практики, или поступаете в управление железных дорог без жалованья, в ожидании далекой ваканции на сорок рублей! Конечно, вы не сделаете такой оплошности, чтобы жениться, но...
Студент сделал виноватое лицо и улыбнулся.
- Как раз я и женюсь. Вот - позвольте вам представить - моя невеста.
- Же-ни-тесь, - протянул одинокий господин грустно и многозначительно. - Вот как! Ну, что же, сударыня... Желаю вам счастья и привольной богатой жизни. Впрочем, мне случалось наблюдать, как живут женившиеся студенты: комната в шестом этаже, больной ребенок за ширмой (обязательно больной - это заметьте!), рано подурневшая от плохой жизни, худая, печальная жена, посиневший от голодухи и неудач супруг... Конечно, есть счастливые исключения в этих случаях: ребенок может помереть, а жена - сбежит с каким-нибудь смазливым соседом, но это - увы! - бывает редко... Большей частью муж однажды усылает жену в ломбард - якобы для того, чтобы заложить последнее пальто, а сам прикрепит к крюку от зеркала ремень, да и тово...
В комнате было тихо.
Жених, съежившись, ушел в свой стул, а невеста упорно глядела на клетку с птицей, и на ее глазах дрожали две неожиданные случайные слезинки, которые порой быстро скатывались на волнующуюся грудь и сейчас же заменялись новыми...
- Что вы, право, такое говорите, - криво усмехнулся бухгалтер Казанлыков. - Поговорим о чем-нибудь веселом.
- В самом деле, - сказал акцизный чиновник Тюляпин. - Вы слишком мрачно и односторонне смотрите на жизнь. Вот взять хотя бы меня - я женился по любви и совершенно счастлив с женой. Положение у нас обеспеченное, и с женой мы живем душа в душу... Она меня ни в чем не стесняет... Вот сегодня - у нее болела голова, она не могла сюда прийти поздравить дорогого хозяина - и все-таки настояла, чтобы я пошел...
Одинокий господин с сомнением качнул головой:
- Может быть... может быть... Но только я чтой-то счастливых браков не видел. Верные, любящие жены - это такая редкость, которую нужно показывать в музеумах... И что ужаснее всего, - обратился он к угрюмо потупившемуся студенту, - что чем ласковее, предупредительнее жена, тем, значит, большую гадость она мужу готовит.
- Моя жена не такая! - мрачно проворчал акцизный чиновник.
- Верю, - вежливо поклонился гость. - Я говорю вообще. Я на своем веку знал мужей, которые говорили о женах, захлебываясь, со слезами на глазах, и говорили тем самым людям, которые всего несколько часов назад держали их жен в объятиях.
- Бог знает что вы такое говорите! - встревоженно воскликнул акцизный Тюляпин.
- Уверяю вас! Однажды я снимал комнату в одной адвокатской семье. Жена каждый день ласково уговаривала мужа пойти в клуб развлечься, так как, говорила она, ей нездоровится и она ляжет поспать. А он, мол, заработался. И при этом целовала его и говорила, что он свет ее жизни. А когда глупый муж уходил в клуб или еще куда-нибудь, из комода выползал любовник (они их всюду прячут), и они начинали целоваться самым настоящим образом. Я все это из-за стены и слышал.
Акцизный Тюляпин сидел бледный, порывисто дыша... Он вспомнил, что жена как раз сегодня назвала его светом ее жизни и уже несколько раз жалела его, что он заработался. Он хотел сейчас же встать и побежать домой, но было неловко.
Из столовой вышла, с заплаканными глазами, расстроенная жена Казанлыкова и сказала, что ужин подан.
Унылое настроение немного рассеялось. Все встали и повеселевшей толпой отправились в столовую.
Когда рюмки были налиты, одинокий господин встал и сказал:
- Позвольте предложить выпить за здоровье многоуважаемого именинника. Дай Бог ему прожить еще лет десять - двенадцать и иметь кучу детей!
Тост особенного успеха не имел, но все выпили.
- Вторую рюмку, - торжественно заявил одинокий господин, - поднимаю за вашего будущего первенца!
Будущая мать расцвела и бросила на одинокого господина такой взгляд, который говорил, что за это она готова простить ему все предыдущее.
- Пью за вашего будущего сына! Правда, дети не всегда бывают удачненькие. Я знал одного мальчика, который уже девяти лет воровал у отца деньги и водку, и мне однажды показывали другого четырнадцатилетнего юнца, который распорол вынянчившей его старухе живот и потом, когда его арестовали, убил из револьвера двух городовых... Но все же...
- Закусите лучше, - посоветовал хозяин, нахмурившись. - Вот прелестная семга, вот нежинские огурчики...
Гость, вежливо поблагодарив, придвинул невесте студента семгу и сказал:
- На днях одни мои знакомые отравились рыбным ядом. Купили тоже вот так семги, поели...
- Я не хочу семги, - сказала девушка. - Дайте мне лучше колбасы.
- Пожалуйста, - почтительно придвинул гость колбасу. - Заражение трихинами бывает гораздо реже, чем рыбным ядом. На днях, я читал, привозят одну старуху в больницу, думали - туберкулез, а когда разрезали ее, увидели клубок свиных трихин...
Акцизный чиновник, попрощавшись, вышел от Казанлыковых в тот момент, когда одинокий господин тоже раскланялся, вежливо поблагодарил хозяев за гостеприимство и теперь спускался по темной, еле освещенной парадной лестнице.
Акцизный Тюляпин пил за ужином много, с какой-то странной, ужасной методичностью. Теперь он до-гнал одинокого господина, схватил его за плечо и, пошатываясь, сказал:
- Вы чего, черти вас разорви, каркали там насчет жен... Вот я сейчас тресну вас этой палкой по черепу - будете вы знать, как такие разговоры разговаривать.
Одинокий господин обернулся к нему и, съежившись, равнодушно сказал:
- У вас палка толстая, железная... Если вы ударите ею меня по голове, то убьете. Мне-то ничего - я буду мертвый, - а вас схватят и сошлют в Сибирь. Жена ваша обнищает и пойдет по миру, а вы не выдержите тяжелых условий каторги и получите чахотку... Дети ваши разбредутся по свету, сделаются жуликами, а когда о вашем преступлении узнает ваша мать, с ней сделается разрыв сердца... Aга!