Как я уже говорил, Марк Исаевич работал на самой обычной автобазе неподалеку от своего дома. Не то, чтобы он звезд с неба не хватал, просто звезд ему хватало и тут. Такое положение его всецело устраивало, несмотря на многочисленные укоры друзей и дальних родственников, прочащих ему, как минимум, работу в министерстве. Но Марк Исаевич за престижем не гнался, ему хватало маленьких житейских радостей — покурить, посудачить, посмотреть со своего высокого балкона на вечерний город, искупаться, пособирать грибы и, наконец, поиграть в шахматы.
К шахматам Марк Исаевич испытывал двойственное отношение. С одной стороны, он мастерски играл, иногда обставляя какого-нибудь зарвавшегося нахала на большие деньги. С другой стороны, он их не любил, считая игрою скучной и безынициативной, где все предопределено, где невозможно проводить какую-либо стратегию. В которой все ходы давно изучены, записаны и известны. Считал ее принципиально безвыигрышной, а все проигрыши приписывал только ошибкам, то есть плохой памяти игроков. И когда появились компьютеры, играющие в шахматы лучше многих мастеров, он окончательно разочаровался в этой игре. Поэтому ни в каких соревнованиях он не участвовал, а, если и играл, то исключительно на деньги, получая при этом весьма неплохой доход, особенно на юге, куда он со своей женой, ежегодно ездил.
Но не бывает правил без исключений — на своей автобазе Марк Исаевич просто так, то, что называется «на щелбаны» играл с инженером ремонтного отдела Павликом, который не выиграл у него ни одной партии. Несмотря на то, что усиленно старался — покупал шахматную литературу, изучал партии великих гроссмейстеров, мог растолковать каждый ход Марка Исаевича, рассказывал в чьей партии была подобная ситуация на доске… Но, в конце концов, проигрывал… Упорство Павлика не знало предела и стоило только подвернуться удобному случаю, — затишью на предприятии, в связи с отъездом начальства в вышестоящую организацию, какому-нибудь празднику или просто — свободному времени после работы, Павлик тотчас направлялся к Марку Исаевичу с предложением «сыграть партеечку».
Марк Исаевич подшучивал над упорством Павлика словами своего любимого поэта, Высоцкого: «Он — сибиряк — настырные они!» Причем говорил ему это даже в лицо, поскольку Павлик и в самом деле был сибиряк, родившийся в каком-то поселке под Новосибирском. Окончивши тамошний институт, он какими-то правдами и неправдами перебрался в Москву, где у него не было, ни родных, ни знакомых, где ему пришлось коротать свои дни в общежитии, получивши среди москвичей постыдное прозвище «лимитчик». Он был замкнут и одинок. За ту, почти пятилетку, что он проработал на автобазе, так не обзавелся, ни друзьями, ни подругами, так и не женился, несмотря на то, что ему даже сватали засидевшихся московских невест. Ведь Павлик, хоть и был «лимитчик», но отличался крепким телосложением и богатырским здоровьем, ибо ни разу не болел, при этом не пил и не курил. Не пил он совершенно, даже в партийные праздники и под Новый Год, когда даже «непьющие» дамы из бухгалтерии уговаривались настолько, что не могли, порою, встать из-за стола.
Странный был этот Павлик, странный. Когда это говорили в присутствии Марка Исаевича, то он сразу же добавлял: «а какой не странный будет играть в шахматы?» Если ему отвечали: «ну вот вы то, Марк Исаевич играете?» То он парировал: «А я, что не странный? Работаю с вами четверть века простым инженером! И я — не странный? Какой еще странный! Страннее некуда!» И все это обычно заканчивалось громким хохотом.
Проходили, дни, месяцы, годы, Марк Исаевич и Павлик время от времени встречались и поигрывали в шахматы. То есть один — постоянно проигрывал, а другой — постоянно выигрывал. Многие спрашивали, то одного, то другого: «Какой интерес они в этом находят?» Ведь, взаправду, — постоянно, хоть выигрывать, хоть проигрывать скучно. Марк Исаевич и Павлик отделывались от настойчивых вопрошателей односложными ответами и продолжали, если можно так выразиться, играть, не задумываясь скучно это или нет.
Но вот однажды Марку Исаевичу стало по-настоящему скучно. Он просидел в тоске половину обеденного перерыва, силясь понять, что же так терзает его душу и вдруг понял — он очень давно не играл с Павликом. Что значило это «давно» он мне не смог объяснить. Марк Исаевич был такой человек, к которому нельзя было применить счисление точных цифр. Он был гораздо выше этого. Поэтому, сколько они не виделись — день, неделю или месяц сказать невозможно.
Марк Исаевич вытащил из шкафа свои походные магнитные шахматы и направился в ремонтный цех, где на вопрос:
— А где наш Павел Матвеевич? —
ему ответили:
— Уехал на историческую Родину!
Марк Исаевич был великий шутник, но в тот момент он не был расположен к шуткам. Он тосковал и единственным средством побороть эту тоску видел Павлика. Поэтому дурацкая непонятная фраза окончательно сбила его с толку, поскольку он знал, что Павлик — русский — русее некуда.
И Марк Исаевич опешил!
Он стоял, замерев в одной и той же позе с шахматами в левой руке и молчал. Молчал. Молчал. Не зная что и сказать.
Как он говорил, в его голове роились разные мысли от той, что здесь все посходили с ума, до вполне реальной, правда невозможной, что Павлик и вправду еврей и свалил в Израиль.
Понять, что над ним просто-напросто шутят, он никак не мог — настолько он был подавлен своей тоскою.
Когда молчание затянулось уж слишком долго, молодые и веселые работники ремонтного цеха громко проорали:
— В деревню!!!
И — заржали. Ведь все они были — москвичами и, как положено, подтрунивали над деревенскими.
Марк Исаевич позеленел, сказал: «да ну вас!» и вышел, направивши свои стопы к начальнику Павлика.
Выяснилось, что Павел неожиданно написал заявление за свой счет и уехал в родной поселок, поскольку у него заболела мать.
Через месяц он вернулся с грустным известием, что мать умерла а он увольняется и возвращается в отчий дом. Сообщив все это Марку Исаевичу, он предложил ему сыграть напоследок, но тот, со словами — не люблю прощаться, отказался и резко вышел из комнаты...
Те, кто встретили в тот момент Марка Исаевича в коридоре, уверяли, что его глаза были полны слез...