Бурные перемены, которые произошли в общественном строе государства за последние двадцать лет, принесли много нового и в общечеловеческие отношения. С распадом СССР рухнул железный занавес, скрывающий от советских людей стиль жизни западного человека, мир его материальных и духовных ценностей. Что, в первую очередь замечали туристы, вырвавшись в капстрану без контроля сотрудника КГБ? Пестрые витрины магазинов, набитые яркими тряпками, с не менее яркими этикетками. Привозили из заграницы куклы Синди и Барби со своими игрушечными домиками и шикарными игрушечными автомобилями. И конечно же? разнообразные алкогольные буржуйские напитки.
Какие впечатления впитывали первые “челноки” на Западе? В первую очередь то, что там живут сплошь здоровые, успешные, красивые и молодые люди. В их глазах, это был, своего рода, образ нового мира, который готов был осваивать открывшееся постсоветское пространство. Оставшаяся часть населения, которая дальше черты своего города вообще в жизни не выезжала, чисто по-русски, простодушно воспринимала это на веру, слушая рассказы людей, побывавшим в капиталистическом раю.
И редко кто мимоходом вспоминал о непонятных пристройках у домов, магазинов, учебных заведениях, которые попадались им на каждом шагу, и каждый по-своему находил им объяснение. Один мой знакомый на всем серьезе думал, что пандуси возле магазина, а речь идет именно о них, для того чтобы было легче закатывать пивную бочку. Ну а зачем они были обустроены у домов, для многих тогда была неразгаданная загадка.
Например, социальная реклама с призывом помочь людям больных проказой. Такие банеры первыми российскими туристами, не знающих иностранного языка, воспринимались как реклама из фильма ужасов. Когда бизнес-рейсы стали регулярными, понемногу стали раскрываться и наши глаза. Мы насытились материальным и увидели, что у Запада кроме яркой передней обложки есть и другая. Она взывала к милосердию с банерных плакатов и помалу вдалбливала в наши головы, занятые мыслями о стяжательстве еще и другие мысли. О том, например, что и в этом богатом, внешне благополучном мире, существуют свои проблемы. И кроме успешных и молодых людей есть несчастные люди, инвалиды, которые невыносимо страдают и им надо помогать.
Жаль, что с приездом к себе на родину такие мысли улетучивались без следа. А их место занимали другие, хотя бы вот такие: “Жили ми тысячу лет без пандусов, проживем еще столько…”. Для простой головы это не смертельно, а для начальственной? Для начальственной, оказывается, тоже со временем проходит без осложнений. Ведь сколько мы читаем, как побывал, к примеру, мэр такого то города в городе-побратиме за границей и приехал с твердым намерением создавать “доступную среду” в своих владениях. Часто такого энтузиазма хватает на десяток-другой пандусов. Причем, половина из них будет шире обычной колеи инвалидной коляски, а половина - уже ее.
А там, смотри, и мер поменялся, и уже другой чиновник обещает рай для людей с ограниченными возможностями. Вымащивая, при этом, благими намерениями дорогу, понятно куда. И, что самое главное, такие действия независимы от возраста чиновника. Хотя людей старшего поколения можно еще как-то понять. Они еще помнят, как советская власть освобождала улицы городов от инвалидов-фронтовиков с их самодельными тележками на подшипниках. Как соответствующие органы вычищали Москву перед Олимпиадой. А молодые впитали такое отношение к инвалидам по наследству…
Мой приятель имеет брата-колясочника, и часто бывает по роду своей работы “там”. Однажды он признался, что уже непроизвольно ищет и находит признаки “доступной среды” в странах западного мира и очень редко у нас. Начиная с пандусов и так далее. Но даже он, видевший беду у себя дома и знающий про нее не понаслышке, был шокирован зрелищем, которое увидел на улицах одной из европейских столиц.
Сидя в тихом уличном кафе, он собирался спокойно пообедать, отдохнуть, расслабиться. Но его уютный мир внезапно разрушила колона детских инвалидных колясок с шумом подъехавшая к столикам. Вернее, не сама колона, а те, кто сидели в колясках – дети с ярко выраженным диагнозом ДЦП. Они без обиняков подруливали к свободным столикам, при этом, пытаясь что-то произносить. Речью это назвать было трудно.
Когда же начали их кормить, нервы моего приятеля не выдержали, и он сбежал в ближайшую винную лавку и залил увиденное зрелище стаканом водки. Как воспитанный человек он понимал, что ничего, выходящего за рамки приличия здесь не произошло. И он должен был проявить сострадание к больным детям. При этом, не оправдываясь, что в его стране инвалиды часто пожизненно прикованы к своей квартире и не портят другим возможность наслаждаться жизнью.
Я помню, как рассказав эту историю, он замолчал и с горечью добавил: “До этого я считал себя европейцем. Но убедился, что к сожаленью это не так. Я далеко не европеец и не скоро им стану. И не только я, а и много других, в принципе, неплохих людей, с которыми я знаком…”
И мы еще обижаемся, и орем во всю, что мы не хуже других. Эх!