В гостях у Феи..

Она никогда не относилась к мужчинам серьёзно.
Однако, выйдя замуж третий раз, решила, что менять мужей неразумно.
Для смены декораций в хрупком театре земного бытия существуют любовники, поклонники и прочие претенденты на главную роль.
По профессии Виктория была Свободным художником. Хотя, что такое свобода?
Живопись была смыслом её жизни. Это была своего рода одержимость – свойство любого большого таланта.
Жила она где-то там высоко в запредельном мире своей души.
И живопись была то ли отражением этой сложной духовной жизни, то ли наивысшей её концентрацией.
Глядя на лицо Виктории, на её фигуру трудно было что-то сказать... кроме того, что эта женщина самодостаточна и независима.
...Пожалуй, что то же чувство мы испытываем, когда смотрим на пантеру или тигра...
Но живопись... не умела молчать. Она выдавала её с головой.
По этим линиям, цветовым пятнам, игре света и тени можно было читать, как по книге её судьбы. И Виктория знала это и не боялась этого.
Её жизнь вполне устраивала её, вернее другая форма была бы просто неприемлема для неё.
Она и биографию свою толком не могла рассказать. Ну, это, как река - родилась из маленького родничка и течёт в Вечность. Ни прибавить, ни убавить.

Он вошёл в её жизнь случайно. А может быть, и нет.
Как и все свободные художники, денег Виктория не имела и поэтому, когда не было вдохновения, зарабатывала на жизнь, рисуя в парке карандашные портреты.
Этого хватало... к тому же не требовало большой затраты энергии и времени.
...Она как раз читала «Опыты» Монтеня, подставив лицо под лучи нежного сентябрьского солнца, когда рядом раздался весёлый искристый голос, - девушка, а вы времени зря не теряете. Жаль вас прерывать... но может быть, обессмертите меня на холсте?
- На холсте нет, а на ватмане, пожалуйста, - сказала она, с сожалением закрывая книгу.
И тут её взгляд столкнулся с его взглядом. Это было нечто удивительное.
Его глаза не были ни весёлыми, ни искристыми. Они были… высокими, как небо и такими же голубыми и бездонными. Небо бывает таким только в начале осени, в пору зрелости... когда становится трудно оторвать взгляд от его глубины и выразительности.
Юноша был молод. Ему было не больше 27. Правильные черты лица, полные чувственные губы ещё больше подчёркивали очарование его глаз. Он был прекрасно сложен и со вкусом одет.
Виктория поймала себя на том, что слишком долго смотрит на него.
Он тоже молчал и смотрел. Пауза затянулась. И не зная, как прервать её, они почему-то одновременно рассмеялись.
Виктория нервным движением руки поправила пряди длинных русых волос и взмахнула карандашом. Всё время пока она рисовала, он не сводил с неё глаз.
Она чувствовала это сквозь трепет ресниц... сквозь шелест листвы...
В уголках её губ мерцала лёгкая улыбка.
Ей казалось, что время остановилось.
...Остаток дня они бродили по парку. Вдыхали влажный запах дубов, неистовый аромат цветов и лёгкое дыханье хвои.
Перед самым закатом они стояли на изогнутом, словно бровь красавицы мосту, который, наклоняясь над водой, упивался собственным отображением и всё это вместе - мост и его отражение были похожи на зеркальный глаз или на всевидящее око.
Их руки, как ласточки, проносясь над периллами, соприкасались... случайно... нежданно на миг или два и разлетались в разные стороны.
А потом она, с трудом преодолев нахлынувшую истому, разжала губы и сказала, что ей пора...
- Уже?! - вырвалось у него с сожалением.
Она кивнула. Они договорились встретиться здесь же... через день.
Их встречи стали частыми. Виктория не могла вырваться из-под притяжения его глаз. И часы, проведённые с ним, были для нее подарком судьбы, откровением свыше.
Но сентябрь кончился. Наступил октябрь. И ей захотелось большего.
Желание потеснило очарование. Её речь потеряла плавность, нетерпение всё чаще прорывалось в жестах, страсть зажигала взгляд, приглушала голос.
Однажды она стремительно обняла его за плечи, а потом взяла его голову и быстро наклонила к себе.
От вкуса её горячего пряного поцелуя он покачнулся и задышал быстро-быстро.
- Ты живёшь один? – спросила она.
- Да…
- Пойдём к тебе.
Через полчаса они оказались в обыкновенно тёмном подъезде, поднялись по лестнице и он открыл дверь ключом.
Виктория вела себя так, словно она всю жизнь приходила в эту комнату такую тихую с удивительной аурой доброты и постоянства.
У Виктории не было желания медлить. Она бросила взгляд на постель…
Её вид вполне удовлетворил её. Она провела рукой по его щеке, взяла его руку в свою… но он не пошевелился.
Виктория с удивлением не заметила никаких признаков его готовности лечь с ней в постель.
- Мы так и будем стоять? – спросила она.
- Ну, почему же, мы можем сесть, - сказал он спокойно.
- Вот, как, - только и сумела она произнести.
- Вы не совсем правильно меня поняли… Я не собираюсь становиться вашим любовником.
Виктория подумала, что ещё немного, и она упадёт со стула, - то есть?..
- Я предлагаю вам стать моей женой. Руку и сердце, - добавил он и улыбнулся.
- Видишь ли, ты никогда не спрашивал меня… Но ведь я уже далеко не девочка… Я замужем.
- Я знаю.
Она не спросила, откуда он знает. Только пожала плечами.
- И тем не менее, - сказал он, - я хочу, чтобы мы поженились. Я люблю вас. Надеюсь, что и я вам не безразличен.
- Конечно, не безразличен… Но я не могу выйти за тебя замуж. Прости, но я не хочу расставаться с мужем. Меня устраивает то, что есть. К тому же я старше тебя лет на десять... если не больше.
- Но ты мне очень сильно нравишься, добавила она быстро, видя его протестующий взгляд. - Я очень хочу тебя.
Он хотел что-то сказать, но она положила ладонь на его губы, - пожалуйста... не нужно слов. Я люблю, когда мужчины молчат. Мне нравится видеть их и... пробовать на вкус. А слова я сама скажу тебе... какие захочешь.
- Будь моим, - она стала мягко и нежно целовать его глаза.
Он сначала застыл в её руках, а потом стал мягким.
Не выпуская его из своих объятий, Виктория стала расстегивать все пуговицы, которые встречались на его одежде.
- Нет, - вымолвил он с трудом, - и отстранил её, - нет.
- Ты странный! – вырвалось у неё с раздражением.
Виктория не привыкла к слову "нет" от мужчин.
- Подумай, какая глупость отказывать себе в удовольствие. Мы прекрасно проведём время.- Она старалась придать голосу нежность.
- Но я не хочу проводить время, - прервал он её, - я хочу разделить с вами судьбу. Я хочу отдать вам всю свою жизнь без остатка.
- Это, конечно, здорово, но… она не знала, что сказать. Она не понимала его логики, и поэтому её раздражение нарастало. Не зная, что предпринять, Виктория снова потянулась к нему. Но он перехватил её руки и стал целовать длинные холеные пальцы один за другим, медленно, долго, словно надеялся, что эти поцелуи проникнут в её сердце и смягчат его.
Она отняла руки и посмотрела на него почти враждебно.
Виктория почувствовала, что её уговоры ни к чему не приведут.
Она не знала, как добиться цели. О, как она хотела его! Всё её существо просто разрывалось от желания. Чего бы она только не сделала, чтобы обладать им!
Но он сидел напротив непреступный, уверенный в себе.
Её злило, что он каким-то образом разгадал её психологию – уступи он ей теперь и через месяц… два она остынет к нему, потеряет интерес…
Но ради одной ночи выходить за него замуж! Просто бред!
Неожиданно Виктория встала, и звук пощёчины прозвучал в этой комнате так невероятно, как гром среди ясного неба.
Он с силой сжал её плечи и заглянул в расплавленный яростью изумруд её глаз.
- Я не заслужил этого, - выдохнул он, отпуская её, - вы не должны были так поступать.
- Да! – выкрикнула она, - я вообще не должна была связываться с тобой, но мне как-то не приходило в голову, что ты сумасшедший! Чёрт знает что! – она едва сдержалась, чтобы не смахнуть на пол хрупкую хрустальную вазу, доверху наполненную благоухающей пеной флоксов.
Подняв с полу свою сумку, Виктория направилась к двери. Он медленно пошёл за ней и, когда она уже была на пороге, произнёс подозрительно спокойным голосом, - если вы передумаете, то знайте, что я жду вас.
Она обернулась и рассмеялась ему в лицо.

Домой она вернулась такая голодная и злая, как тигрица, упустившая добычу.
Долго смывала в ванной досаду и раздражение с изнывающего тела.
Наскоро выпила на кухне чай и скользнула в постель, жадно приникла к засыпающему мужу. Он удивился столь неожиданному и бурному проявлению её страсти, но не заставил себя упрашивать.
Только под утро она оторвалась от него и тут же заснула глубоким коротким сном, словно прыгнула в бездну.
Она не чувствовала, как муж с нежностью уткнулся в поток её густых дурманящих волос. Засыпая, он что-то шептал ей на непереводимом языке нежности и признательности.

Виктория решила, что выбросит его из головы раз и навсегда.
Она вовсе не собиралась бросать своего мужа, который оказался умнее её прежних мужей, отдавая себе, отчёт в том, что страсть такой женщины, как Виктория не более, чем быстро листаемая книга, он сумел стать её другом, надёжным другом.
Она нуждалась в нём, в его понимании, в его тепле.
Кто, как ни он сумел смотреть на мир её глазами, не укоряя, не требуя… принимая её так, как принимают закаты и рассветы, шум прибоя, сияние звёзд, как принимают вселенную, не пытаясь её переделать.
Он ценил её талант и не посягал на её свободу. Он был для неё столь велик и необходим, что никакая страсть, никакое увлечение не могли разлучить их.
Это было так.
Но почему, почему, она всё время слышит голос того, другого, видит перед собой его глубокие синие глаза… как небо, высокое небо, дышащее гармонией и благородством?! Почему она не может выбросить его из головы?
Потому, что она менее благородна? Потому, что покой её всего лишь поверхность, а там, в глуби подводная стихия? Ну и что? Что из того?! Она нравится себе такой, какая она есть!
Дни шли за днями, и ей не хватало его. Её сердце ныло. Виктория впервые узнала, что такое затаённая сердечная боль. И с горечью подумала, что влюблена...
К счастью наступила зима. И Виктория, глядя на белый искрящийся снег, думала о том, что время лечит её. Рана затягивалась. Боль утихала.
И когда она однажды случайно нашла в своей сумочке его телефон, то порвала его уже не ощущая ни прежней боли, ни прежней ярости… а только сожаление.
Ведь они могли быть счастливы вдвоём… какое-то время. Вечного счастья не бывает.
Даже талант, её талант когда-нибудь погибнет вместе со всей цивилизацией.
И будет другая цивилизация и новый талант.
Огорчало ли это её? Возможно…
Но пока текло её время и она творила.
Странным было только одно - у всех её рыцарей, рабов, властелинов, богов и инопланетян... были глубокие бездонные голубые глаза и нежные чувственные губы...
Словно её пальцы вняли услышанной однажды просьбе - "Обессмертите меня на холсте"...

Первый час ночи… Собирался придти в десять… Гипнотизирую взглядом телефон, до рези, до боли на пересохшей слизистой оболочке, до белых пятен в глазах… Врубаю Апокалиптику в динамиках на полную мощность и шут с ними, с соседями. Наливаю виски в кофейную чашку. Падаю на диван. Закрываю глаза.

Когда-то я была женщиной, от которой не хотелось уходить. Я всегда была именно такой. И мне казалось, что останусь ею навечно. Со мной можно было сидеть до рассвета, потому что не хотелось расходиться. Пить вино. Петь песни под гитару. Разговаривать часами. Держать за руку. Хотеть поцеловать и бояться сделать это. Обсуждать все, вплоть до проблем расизма, вопросов легализации проституции, калорийности пива, пользы подростковой мастурбации и мультиков про Губку Боба. Со мной можно было часами стоять в подъезде, согревая теплыми губами замерзшие руки. Обмениваться бесконечными смсками «ни о чем». Ко мне боялись приходить, потому что можно было не уйти... Со мной можно было смотреть любое кино вечерами, а потом до хрипоты обсуждать его, пусть даже и комедию в духе «Американского пирога». Ко мне можно было приехать поздно ночью только потому, что мне снятся кошмары, и спрятать меня под одеяло от воображаемых пауков и сексуально озабоченных маньяков… Я была женщиной, от которой не хотелось уходить.

А теперь я стала женщиной, к которой не хотят уходить. И это страшно. Страшно от своей беспомощности. Не изменилось ничего. Я осталась такой же. Умной, интересной, порой грустной, порой веселой до одурения, порой ответственной, порой абсолютно безбашенной. Я сохранила чувство юмора, улыбку, длину ног и линии тела. Я не растолстела, не подурнела, не поглупела и не начала по вечерам вышивать крестиком мужу носки, а по утрам — громко петь в ванной и размахивать скалкой. Не изменилось ничего. Кроме одного незначительного факта. Я люблю… И из чужой, неизвестной, таинственной женщины я превратилась в резиновую куклу, каждый изгиб, каждая родинка, каждый поворот которой знаком до боли, и потому, увы, совсем не интересен. Со мной комфортно спать. Я буду ласкать тебя до изнеможения, до звездочек в глазах, до дрожи в коленях. А потом сделаю тебе массаж. Со мной комфортно просыпаться. Я принесу тебе кофе в постель, сделаю чудо-яичницу в «лукошках» и открою тебе сайт с футбольными новостями. А потом поцелую тебя в шею и швырну через голову твои трусы. Такая знакомая, простая, близкая. Совсем ненужная.

Забавно… Когда-то я была любовницей. Уводила чужих мужей. Которые просто не могли от меня уйти. И мне было смешно. Жена ему звонит… Подумаешь! Ну обещал быть в двенадцать. Ну пришел в четыре. Чего вопить-то? Неужели не ясно? Он просто не мог от меня уйти! А ты спи себе спокойно, явится муж когда-нибудь. Если я его отпущу, конечно. Вот сейчас мы с ним еще зажжем абсент в бокалах, станцуем стриптиз на балконе, доедим макароны руками из кастрюли, сидя на полу обнявшись и обмакивая их в изысканный лимонно-миндальный соус, докурим последнюю сигарету на двоих, скажем в сто первый раз: «Хочу быть с тобой». И он к тебе вернется, родная ты его жена. Ведь ты-то поешь по утрам в ванной дурным голосом и собираешься встретить его рассказом о повышении цен на молоко, при этом потряхивая сковородкой, а совсем не своим нежным телом в облаках шелкового пеньюара. А я другая. От меня не хочется уходить.

И все это было… Возможно, пришло время платить за свое бездушие…

Звонок в домофон. Пришел.

Нет, я не буду трясти скалкой. Ругаться. Плакать. Обижаться. Вести душевные разговоры, периодически пытаясь вывести тебя из блаженного сна. Я даже не знаю, сколько сейчас стоит молоко. Честно. И я даже не скажу тебе, что сегодня сама купила себе белую розу в хрусткой обертке, пушистого мишку с сердечком в лапах, коробку «Рафаэлло» и бутылку виски. Просто потому, что захотелось увидеть на прикроватном столике свежий цветок в лучах рассветного солнца и алое сердечко в лапках игрушечного медвежонка. Дура? Ну и пусть. Я же не расскажу тебе об этом.

Я просто дам тебе тапочки. Уложу. Укутаю. Прижмусь к теплой загорелой спине. Слегка пну, если будешь храпеть. Поцелую в седьмой шейный позвонок, который безошибочно найду даже в темноте, и маленький шрам между лопаток. Поставлю бутылку колы около кровати. А потом налью себе еще виски. Тихо-тихо открою окно, чтобы не разбудить тебя. Покурю. Возьму ноутбук и уйду на кухню. Надо работать. Завтра надо сдавать проект. Надо, надо, надо… А еще надо поставить вариться куриный бульон. Завтра сварю тебе вкуснявый суп. Завтра, завтра, завтра… Завтра разбужу тебя нежным поцелуем. Если не поможет, укушу за нос. Принесу кофе. Даже, черт возьми, поглажу тебе джинсы, хотя ненавижу гладить. Да хоть шнурки поглажу! Но это ничего не изменит. Истина проста, как жизнь.

Я просто тебя люблю. А ты меня просто нет.

Город тонул во сне… Она шла проспектом Воли в черном вечернем платье, крепко сжимая босоножки в руках. Летний дождь был холодным и настойчивым, пытался смыть с души все болезненные воспоминания. Наивный! Когда сердце задыхается от ненависти, очистить его совсем не просто, как молодое девичье лицо от черного карандаша, помады и румян. По щекам медленно стекали слезами обман, упреки, ссоры…

В светло-русой голове была лишь одна мысль: «Почему?»… Измена всегда неожиданна. Она, прокрадываясь, как черная кошка, осторожно пролазит в жизнь, а затем точит когти о влюбленное сердце.

Каждым сантиметром тела она чувствовала, что ее пытается догнать… нет, не он, а уставший городской ветер. А где же ты был раньше? Когда его взгляд впервые скользнул по чужим губам, где ты был, когда его грязные руки ласкали чужие волосы?! Ты видел! И не запретил! А теперь ползешь за мной как хилый слуга. Если бы ты знал, как я устала догонять свое сердце, которое стремительно убегает, устала врать сама себе и всем вокруг, что жизнь прекрасна. Устала жить…

Она безразличными шагами ступала по воде, в которой отражались фонари ночного города. Брызги разлетались вокруг и медленно расползались по платью. Дошла до моста. Наконец бросила босоножки и, сделав шаг, услышала, как они глухо ударились о землю. На мгновение остановилась и пошла дальше, мимо сонных домов. В четыре утра тишина кажется невероятной. Дома… дома… дома… а в этом живет он… Ноги сами понесли к подъезду, в памяти загорались и быстро исчезали затушенные слезами воспоминания. Лифт опять не работает, придется пешком… Правая нога порезана остатками чужого праздника, — битые бутылки из-под пива, разбросанные по целому городу, — поэтому на лестнице оставался кровавый шлейф раненных чувств.

Прошла мимо его квартиры, все выше и выше, к дверям, которые вели на крышу, обессилено их коснулась, и они, будто покоряясь мыслям, отворились.

Здесь, из высоты девятиэтажного дома, все кажется другим. Маленькие люди со своими маленькими проблемами, узкие улицы и мизерные, игрушечные машинки. Отсюда они ничего не стоят, а там, внизу, их владельцы покупают дружбу, любовь, жизнь, в конце концов. Мысль о возвращении в дешевый и грязный мир, где нет места правде, вызывала отвращение. Жизнь, в которой все покупается и продается, не приносила наслаждения. Оно заключалось в борьбе. Ради чего? — Ради жизни. Бороться за жизнь с ней же? Бессмыслица… Город медленно потопал в солнечном свете, который рассыпался вокруг. Каждый луч больно врезался в сердце и убивал надежду на лучше. Достаточно колебаться. От этого можно убежать навсегда. Нужно лишь сделать шаг.

Подошла ближе… мгновение… шаг… все. Летят книзу паутина недавних надежд, мечты, любви, ненависть, измена, слезы, мысли. Осталась пустота… и бездушное тело на мокром асфальте.

Я часто ее вижу… До сих пор стоит на той же крыше. Мечтала об освобождении, а теперь навек прикованная душой к тому злосчастному дому. Видел ли ее он? Не знаю. После ее похорон он будто исчез… Да и вся история давно стерлась бы из памяти, если бы городом не ходили слуха о девушке, который появляется на крыше ниоткуда и туда же исчезает…

Он ждал своей очереди, беспокойно вышагивая по коридору. За этот месяц он выучил все трещинки в стенах этого пункта переливания крови. Врач возмущался:
– Это безумие! Это невозможно, качество крови падает, если сдавать ее так часто, вы понимаете? Вы толкаете меня на должностное преступление!
– Но я должен что-то делать, а кроме своей крови, я ничем не могу ей помочь! А так я чувствую, что принимаю участие! А иначе просто схожу с ума! Я бы отдал всю кровь до капли, если бы мог ей помочь!
– Это нелогично, вы лишаете себя сил, как уже лишились разума!
– И хорошо, когда нет сил, тогда и не думаешь обо всем этом…
– Нет, я вам говорю, категорическое – нет!
– Я пойду в другой пункт, где меня еще не видели, но все равно сделаю это!

Бормоча себе под нос, что с сумасшедшими лучше не спорить, врач выписал ему талон.
Он смотрел на эти старые стены, и видел ее… Почему, почему она не сказала?

– Ты плохо выглядишь последнее время. С тобой все в порядке?
– Да, конечно, просто устала.
– Возьми отпуск и отдохни!
– А ты сможешь поехать со мной на море?
– Нет, я не могу, у меня сдача проекта…

Прошла неделя, она становилась все бледнее, но так же улыбалась, так же шутила и смеялась. И любовью они занимались ничуть не меньше, а он ничего не знал! Сказала, что в отпуск. Улетает завтра утром. Он проводил ее в аэропорт. Регистрация, посадка. Она махала рукой, и кричала, что будет звонить, посылала воздушные поцелуи… А сама никуда не полетела… Зачем она так? Почему?

Он ждал звонка. День, два, неделю. Звонил, но безрезультатно. «Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети». Он нервничал, ездил к ней домой, оборвал все телефоны на работе. Ничего. Как будто и не было человека. К концу месяца он постарел на десять лет, забросил работу, перестал есть. Он узнал, что такое бессонница… И тут этот звонок. От ее брата. – Она не хотела, чтобы тебе говорили, но дальше тянуть нельзя. Она в онкологии, восьмая палата. Я не прощу себе, если ты не простишься с ней…

Он помчался, не разбирая дороги. Что значит «не простишься»? Она его бросила? Она не хочет его видеть? Накупил фруктов, цветов, соки, конфеты. Ну, онкология, сейчас почти все лечат! Молодая, организм поборется! Есть связи, деньги, все можно исправить! Главное, что она нашлась! С ворохом пакетов несся по коридору в белом халате, в бахилах, удивленные взгляды медсестер, когда он спросил про палату… Он ничего не понял, пока не переступил порог… И даже потом понял не сразу… Она лежала на кровати… А она ли это? Прозрачная кожа на синих руках… Черные круги вокруг глаз… Капельница, плюс множество других непонятных трубочек… Губы растрескавшиеся, косыночка на голове… И это – за месяц? Он прикоснулся к руке… Чуть теплая… Она не проснулась… Стал поправлять косынку – она соскользнула, оголив безволосую голову. Страх поднялся огромной волной, и накрыл сознание. Он оглядел палату… Пакеты с фруктами, соками…это казалось нереальным… Это – она? Любовь всей его жизни? Его женщина, его счастье?

Он ходил по коридору пункта переливания крови, приводя в порядок мысли… Он вел себя тогда, как безумец… Побежал к врачу, тряс его, пытаясь изменить слова, произнесенные минутой раньше. – Рак крови. Процесс необратим. Прогноз неутешительный. Она жила с этим диагнозом три года. Постоянно принимала лечение, но мы ничего не смогли сделать.

Три года? Она знала три года? Они провели вместе целый год, и никогда, ни одним словом не обмолвилась… Уезжала… То в командировку, то с подружками отдохнуть… А оказывается, была здесь. Одна боролась, без него. И проиграла.

– Ничего нельзя сделать?
– Ей постоянно вливают кровь. Только за счет этого она живет. Сердце может остановиться в любую минуту. Я сожалею…

Он пошел сдавать кровь. Для нее. Раз, другой, третий… А что еще можно было сделать? Он поднял на ноги всех, получил консультации нескольких профессоров, и все печально качали головами… Она умирала. Он ни разу не увидел ее открытых глаз… Врачи говорили, что она в сознании, и все слышит. Он говорил с нею. Рассказывал о своей любви, о том, что она выздоровеет, и как они будут жить. Вместе. Ведь без нее он не представляет жизни.

Почему она не сказала ему, хотя бы не сразу? Ну, перед больницей? Зачем этот фарс с аэропортом? Как она могла? Не верила в него?

Он пугался изменений, происходящих с ней каждый день… Он видел, что она не просто угасает… Она уже угасла, а то, что осталось – лишь тление, а не жизнь.

Он совсем не спал, а двигался, как робот… Он не видел лиц людей, проходивших мимо, не слышал ничего, кроме своего внутреннего голоса… а внутренний голос постоянно говорил, что без нее нет смысла жить… Ни для кого. Ни для чего.

Врач сказал, что кровь уже не помогает… Она не успевает справляться с ростом раковых клеток… Этих микроскопических хищников, укравших его счастье.

Его очередь подошла. Медсестра вздохнула:

– Как обычно? По максимуму? В прошлый раз Вам было плохо.
– Ничего, это еще не плохо…

Игла вошла в вену, перед глазами ее руки – тонкие, исколотые…
Приблизительно в это же время ее брат разговаривал с лечащим врачом.
– Нет больше смысла продлевать ее агонию. Вы не спасаете ее, а подвергаете дополнительным мучениям. Морфин уже не снимает боль, он слишком слаб.
– Пожалуйста, доктор! Хоть что-нибудь! Ей всего 25, это так несправедливо.
– В нашем отделении нет понятия справедливости… Есть один препарат… Его передали вчера… Он еще не исследовался на людях, и разрешения к его применению нет. Научно-исследовательская лаборатория вывела новую формулу. Только с разрешения родственников, и только в том случае, когда человек действительно обречен. Это может ее моментально убить. Но может стать соломинкой. Пан или пропал.
– Я согласен. Ведь больше ничего не остается. Давайте, я подпишу бумаги…

В этот раз он чувствовал себя иначе. Измученное тело, бессонница, нервное истощение не прошли даром. Он начал отключаться, и вдруг почувствовал, что парит… Душа поднялась над телом… Она услышала зов. И это не было зовом небес… Это был ее голос. Где-то там, в пространстве, ее душа звала его душу…
Он летел на голос, такой далекий и родной, голос, которого так давно не слышал.
– Ты так далеко.
– Но ты со мною, почему?
– Я искал тебя. Я готов был искать и на земле, и на небе, пока не найду! Почему ты мне не сказала? Почему не позвала разделить твою боль? Ты мне не веришь?
– Верю. Но я не хотела делать тебе больно. И делить свою боль. Ты этого не заслужил.
– А ты заслужила? Ты выздоровеешь, вот увидишь. Я верю! Я знаю, я готов сражаться за тебя и с болезнью, и с болью!
– Вот этого я и боялась. Видеть, как ты сражаешься и проигрываешь.
– Я люблю тебя! Я понял, что люблю тебя больше, чем свою жизнь, потому что моя жизнь – это ты!
– Обними меня. И держи крепко-крепко…

Но если бы души умели обнимать! Он увидел, что она отдаляется, улетает, они понеслись в разные стороны с немыслимым ускорением. Калейдоскоп света – и он открыл глаза.

– Как же вы нас перепугали! – вокруг медсестры, врачи, суета.

Он поднялся. Голова кружилась. В висках билась мысль о том, что он не смог ее удержать… Его пытались остановить, но он вышел, шатаясь, добрел до машины… Ему надо было ее увидеть. Немедленно. Она посмотрела на врача, склонившегося над кроватью. Пересохшие губы беззвучно шевелились.

– Теперь все будет хорошо, – улыбка врача была доброй и расслабляющей.

– Поверить не могу, – говорил он после в ординаторской. – Даже в нашем отделении случаются чудеса. Ведь жизнь висела на волоске, казалось, что ее кто-то держит здесь, на земле.

Он толкнул дверь в палату. Их взгляды встретились. Гора с плеч – это как? Это когда возрождается надежда. Потому что можно обнять. И никуда не отпускать… Никогда.

С самого детства она мечтала работать Джульеттой. Такая непонятная мечта для нас, и вполне резонная в Вероне, где на имя шекспировской героини приходит столь обширная почта со всего мира, что городской муниципалитет ввел в штат специальную должность Джульетты. Работа Джульетты – самая романтическая работа в мире! Читать письма и давать советы, как поступить в том или ином случае.

Получить эту работу очень сложно. В первую очередь оцениваются нравственные качества претенденток. Их репутация должна быть безукоризненной! Когда ты с самого детства движешься к определенной цели, и возводишь добродетель в ранг святыни – твои жизненные приоритеты сами по себе не дают возможности совершать безрассудства. Она училась отлично в школе, потом в колледже, и, наконец, в университете. Уже с третьего курса отправляя письма о своем желании работать Джульеттой в муниципалитет. Почему-то долго на этой должности никто не задерживался. Иногда она думала об этом, но, кроме того, что сотрудницы не справлялись, и их приходилось увольнять, ничего не лезло в голову. Но она-то другая! Она сможет, она справится! Она знала всю трагедию наизусть. Ночью разбуди – с любого места. Ведь наверняка, надо цитировать в письмах! Конечно, Шекспир писал не руководство для влюбленных и не свод рецептов. Но ведь литература – учебник чувств! И литературы она прочитала великое множество. Жажда успешности в роли Джульетты была так велика, что параллельно с университетом она слушала еще и ряд всевозможных курсов, способных, по ее мнению, помочь в ее будущей работе.

За месяц до окончания университета она получила письмо из Вероны, что ее автобиография изучена, квалификация и уровень удовлетворяют требованиям, и сразу по окончании учебы, она может приступать к работе.

Счастье было настолько всеобъемлющим, что разум на какое-то время ушел в отставку, иначе как можно объяснить, что ее ни грамма не смутила строчка в контракте, обязующая ее отработать в этой должности пять лет.

Без испытательного срока, без стандартного предварительного года работы перед заключением основного контракта. Подписала на одном дыхании, и в положенный срок, окрыленная и довольная приступила к своим обязанностям.

Целыми днями она читала письма о несчастной любви и давала советы от имени шекспировской героини, как поступить в том или ином случае. Несколько месяцев она это делала легко, вспоминая курсы психологии и массу любовных романов, классических и бульварных, прочитываемых когда-то ее залпом…

Через полгода ей стало казаться, что в мире существует только несчастная любовь. А история Ромео и Джульетты – всего лишь красивая сказка… Тем более, когда в ее жизни этого чувства не было даже самой малости…

Тоска по любви, дефицит этого чувства – вот обратный адрес писем Джульетте… Тысячи писем, и во всех боль, разрушенные судьбы, страдания… И вопрос: А есть ли такая любовь, как у Ромео и Джульетты? Любовь убивается, а вера в любовь жива…

И целый год изо дня в день, вначале сложными, продуманными фразами, потом уже по шаблону предыдущих писем, она отвечала, что да, любовь – есть. И это прекрасное чувство, и это счастье… Отвечала, уже твердо зная, что, по сути, любовь – это потребность в любви, которая живет даже в самом разуверившемся сердце, таком, как ее…

Уволиться с работы не получалось, контракт был подписан. Боль разнообразных человеческих судеб захлестывала ее целиком, поглощала ее собственную жизнь, топила е личные мечты в омуте тоски.

Мир стал серым. На улице ей попадались сплошь несчастные глаза, на работе – стол, заваленный болью чужих судеб в обычных строчках множества писем. И тогда она поняла, почему любовь Ромео и Джульетты началась на балконе – не улица и не дом… Островок надежды – балкон. Оазис выдуманного счастья. Она выходила на балкон, читая письма, обдумывая ответы. Пила кофе, дышала воздухом свободы – совсем иным, чем в кабинете и на улице – это был мир Джульетты, ее мир. Она выбрала себе эту жизнь сама, значит, будет идти по этому пути.
Вот на этом самом балконе она и прочла то письмо, поразившее ее до глубины души. Оно было очень коротким. «Джульетта, я жду тебя. Ромео»

Обратный адрес - Верона, и дом, напротив окон муниципалитета…

Как только закончился рабочий день, она перебежала улицу, и зашла в этот дом, один из жителей которого смутил ее своим письмом. Консьерж смотрел на нее недоуменно.

- Ромео? Милочка, да в нашем городе каждый второй носит это имя! Может быть, вы Джульетта?
- Да, именно, я – Джульетта. Сколько молодых людей с таким именем живут в вашем доме?
- Десяток это точно. Да не расстраивайтесь вы так, девушка! Найдется ваш Ромео сам, от судьбы не уйдешь, надо только ждать на одном месте…

Слова старого консьержа потрясли ее. Вот он, готовый ответ на все письма, приходившие на имя Джульетты… Любовь найдется сама… надо только правильно ждать.

Наверное, когда в сердце поселяется надежда, сразу становится просто отвечать на письма о несчастной любви, на письма с вопросом: «А есть ли она, эта любовь?» Конечно, есть! Ну почему «Нет повести печальнее на свете»? Ведь это гимн любви!

Она подумала, что можно взять письмо, показать консьержу почерк, уговорить его помочь… А потом что?

Каждый день она переворачивала ворох писем прежде, чем начинать читать, в поисках знакомого почерка… И однажды письмо пришло…

«Чересчур светла для мира безобразия и зла»

И все. Шекспировская строчка со знакомой подписью… Слова Ромео…

Были письма еще и еще, три месяца писем, почти весь Шекспир… Она не видела его, но чувствовала настроение по строчкам, понимала его характер… Как? Не зная его, не имея представление о нем, как понять, что это тот – родственная душа, твоя половина. Ясновидение любви? Вся ее работа – это гимн ясновидению любви, своеобразный трактат о его волшебной силе.

Она твердо поняла, что любит таинственного адресата. Пусть ему много лет, пусть он болен, да что угодно, не имеет значения! Она будет любить его во что бы то ни стало. Всегда. Три месяца переписки. Она всегда читала письма на балконе. Вдруг, он смотрит, вдруг он видит ее, и свое письмо в ее руках?

Как трудно ждать! Как тяжело следовать собственным советам, данным другим – ждать на одном месте! Иногда хочется просто все бросить и побежать навстречу. Она стала приходить на работу пораньше, чтобы, стоя на балконе, иметь возможность видеть людей, выходящих из соседнего дома. Она смотрела на мужчин разных возрастов, и ждала. Что сердце екнет, а потом взовьется белой птицей. Она ждала, что угадает его сразу. Из сотен и тысяч. Но этого не происходило.

Терпение иссякло, и, вооружившись пачкой его писем, она все-таки направилась к консьержу. Было раннее утро, в муниципалитете не было ни единой живой души, кроме охраны, и, вдруг, сбегая по лестнице вниз, она услышала чьи-то шаги. Движимая конкретной целью, она практически не обратила на них внимание, но поравнявшись с человеком, все же отметила: «Вот и почтальон пошел, понес мне новые письма. А я его раньше ни разу не видела!»

Посмотреть на человека, который носит тебе целый год массу корреспонденции, все-таки интересно, она подняла на него глаза и остолбенела. Это был самый красивый мужчина, которого она только могла себе представить. Ноги подогнулись в коленках… Он тоже смотрел на нее с восхищением. Автоматически она завела руку с письмами Ромео за спину, сама не зная зачем. Подсознательно поставив точку в романтической элегии последних месяцев своей жизни.

Так начался первый серьезный роман в ее жизни. Яркий, бурный, страстный и вдумчивый одновременно. Любовь с первого взгляда, с первого стука сердца. Неизведанное чувство, когда бурлит кровь, и все мысли направлены лишь по одному руслу… Сильное и ровное чувство, выросшее в одно мгновение. У них все в унисон. И дыхание, и слова, и мысли. И мечты, и планы о жизни… Разве так бывает? Конечно бывает, когда в свахах сама судьба!

Но письма Ромео Она так и не смогла выбросить… спрятала их в шкафу, в стопку с бельем, как свое романтическое прошлое, к которому иногда хочется прикоснуться вновь.
Работать стало легче. Каждый ответ был снова эксклюзивным, и полным веры в счастье. Ведь каждый достоин этого счастья. Надо только выучиться ждать…

День свадьбы выдался ясным и солнечным, как ее настроение. Собирая вещи для переезда к будущему мужу, она на самое дно чемодана положила письма Ромео, с которыми не могла расстаться.
Возможно, это была не любовь, но то чувство помогало ей в жизни, давало силы и учило основам любви.

После свадьбы, разбирая чемодан, она наткнулась на письма, и, задумалась о том, где бы их получше спрятать. Обходя комнату, и вглядываясь в окружающие предметы, она увидела щель между верхней полкой камина и обшивкой стены. Вроде бы щель была достаточно вместительной, но письма никак не хотели туда ложиться, и, встав на стул, она стала рассматривать, что же им мешает. Там тоже виднелись какие-то бумаги, И, решив, что вначале она вытащит их, ведь вместе будет проще поместить их в щель, а уж завтра времени будет больше, и она их перепрячет.

Тоненькие пальчики проникли в щель и ухватили стопку листков.

Что это? Руки разжались сами собой… И по комнате полетели белым веером ее письма…

Подписанные именем «Джульетта»…

Слезы хлынули из глаз. Она села на пол прямо в своем свадебном платье, перебирая письма, написанные ею… В любом настроении, в любую погоду, при любой загруженности в работе. Эти строчки, с цитатами Шекспира, с трогательными чувствами и трепетной душой. В предчувствии любви, в полной уверенности, что это и есть любовь…

Она плакала навзрыд. От счастья, что предчувствие любви для нее обернулось настоящей любовью. Она хотела спросить, почему он не рассказал ей сразу, но ведь он спросит: «А ты?» Можно обвинить его, ведь он не Ромео, но и она не Джульетта. Глупости – он Ромео! Ее Ромео, давший ей и счастье, и романтические переживания! Подаривший веру в чудо, и похитивший ее сердце!

Ясновидение любви – высшее знание о другом человеке, выявление его глубинной сущности, улавливание лучшего в нем под покровом случайных, наносных черт.

Не надо выяснений! Она собрала все письма вместе, свои и его, и положила в щель между камином и обшивкой… Пусть он найдет их там… И спросит ее первый… А выяснения в день свадьбы? Да и вообще выяснения отношений? От них надо убегать, что есть силы!

Любовь – это всегда бег. От отчаяния – к вере. От инстинкта – к гармонии. От себя – к другому. Любовь – это самое короткое расстояние между людьми – прямая.

Я не понимаю себя, я не понимаю этот мир. Все было так хорошо и вдруг свалилось прямо мне на голову. Прошло несколько месяцев, а я все еще не могу забыть тебя.
Мы расстались, но когда я вижу тебя, у меня возникает ощущение, что мы все еще вместе. Мы все так же относимся друг к другу, продолжаем смеяться вместе, смотря друг на друга и не понимая самих себя, осталось ли еще что-то в наших сердцах... Не знаю, как у тебя, но в моем сердце все еще горит тот огонек, который ты разжег во мне при нашей первой встрече в холодную зиму, но с каждым днем он начинает затухать все быстрее и быстрее. Возможно, скоро от него ничего не останется, пройдет все, но я все равно никогда не забуду эти пол года, которые мы пробыли вместе. Когда ты рядом, я смотрю на тебя и ничего не понимаю: с одной стороны нас ничего не соединяет больше, а с другой - будто всю жизнь я провела с тобой и без тебя больше не смогу. Смотрю на твои губы, которые когда-то целовали меня, на твои глаза, которые смотрели на меня влюблено, на твои руки, которые когда-то прикасались к моему телу. Все это еще осталось со мной. Смотря на тебя, я осознаю, что наверно все еще люблю тебя!
Но я не понимаю другого… Почему, когда мы вместе, я начинаю ненавидеть тебя, я просто сама иду на ссору?! Но возвращаясь домой или гуляя по улице в одиночестве, задумываюсь и понимаю, что сделала глупость, осознаю, что поругавшись раз, два... мы просто отдаляемся друг от друга.
Я помню, как весело мы проводили вместе время, с друзьями, вдвоем. Ходили гулять, были у меня дома, у тебя, смотрели кино, валяясь на диване... Как было здорово! Как приятно все это вспоминать! Я вспоминаю сейчас тот зимний вечер, когда мы были у меня: веселые лица друзей, вино, которое хорошо играло в нашей голове, хорошая музыка… Помню и тебя в тот вечер, когда мы упали на пол, ты щекотал меня и вдруг... И вдруг ты замер, посмотрел мне в глаза и, поцеловав, сказал, что любишь меня. Это был самый счастливый день в моей жизни, я полюбила жизнь еще больше после того, как ты попал в нее. Я каждый день думала о тебе, вспоминала тот вечер, каждую минуту, проведенную вместе... Но я боялась... Я боялась того дня, когда все рухнет. И вот этот день наступил. Ты сказал мне то, чего я не хотела слышать. Я плакала, и плакала сильно. За всю ночь я выплакала почти всё. Все наши отношения разбились в дребезги, как стекло, много осколков которого разлетелись далеко, по разные стороны. Каждый осколок будет счастливым и грустным моментом, проведенным вместе. Эти осколки будет трудно собрать. Они будут резать мне руки, а так же мое сердце. Иногда я собираю по несколько таких частичек и погружаюсь в воспоминания. Даже идя через эти муки и эту боль, я готова собрать все, либо начать заново нашу с тобой жизнь, только помоги мне, если ты сам этого хочешь...
Однако жить надо дальше... Но я не знаю как! А как, если в моей жизни не будет тебя? Твоего задорного смеха, твоих шуток, да и просто тебя... Когда ты рядом- я начинаю ненавидеть тебя, когда ты далеко- я волнуюсь за тебя, скучаю. А почему? Ответ: "Я сама не знаю!"

Я не верю. Я устала. Я хочу лечь, закрыть глаза, и что бы этот долгий дождь своей монотонной прохладой смочил мне веки, что бы его капли слезинками застыли на губах. Не хочу, что бы тучи высвободили из своего тёмного плена солнце. Его лучи опять пронзят моё сердце и заставят хотеть любви. Я не хочу. Всё уже было, и теперь ничего не надо. Хочу лежать в белом, плыть на сырой волне ветра, быть похожей на облако, и пусть он несёт меня неведомо куда между небом и землёй. А может, и я потом превращусь в дождь и стеку слезами в землю, а музыка этого дождя прольётся в чьи-нибудь стихи. Слишком грустные стихи. Я их уже так много прочитала. Лучше бы писали радостные. Нет, уж пусть всё будет правдой. Любви нет. И я уже ничего не хочу. Я устала, хотя мне так мало лет. В старом парке пахло прелой землёй, и даже оставался кое-где снег. Мокрые, чёрные стволы тихонечко гудели, готовясь удивить мир своей волшебной листвой. А главное - это первый весенний дождь. Настоящий весенний дождь, который потом будет пахнуть солнцем, пыльцой и цветами.
Перед ним вприпрыжку важно прошлась мокрая ворона. Она посмотрела на него одним глазом и деловито каркнула. Потом взмахнула крыльями и, очертив дугу, скрылась за кустом, за ветками которого смутно проглядывался силуэт скамейки. Кажется, на ней кто-то сидел. Сердце вздрогнуло, и волна предчувствий захлестнула с головой. Несколько шагов...
- Здравствуй. Ты мне снишься почти каждую ночь.
- Молодой человек, я не ищу знакомств. Оставьте свои шуточки и идите своей дорогой.
- Я видел, как у тебя растут крылья, только вместо перьев были лепестки орхидей.
- Отстаньте!
- Ты переливалась, как радуга, и от тебя лилась музыка. Вот прямо из тела. Ты просто звучала вся целиком.
- Прекратите!
- Я прикасался к тебе, а ты, смеясь, рассыпалась на тысячу маленьких звёздочек, а потом снова превращалась в радугу, и опять из тебя лилась музыка.
- Замолчите! Я прошу Вас уйти!
Когда силуэт незнакомца окончательно растворился в сумраке парка, к ней подошла ворона. Она внимательно посмотрела на неё сначала одним глазом, потом другим, поворчала, а потом подошла и клюнула в ногу. Его остановил крик. Кричала она. Он бросился назад. Она забралась с ногами на скамейку, но это ли преграда вороне, которая уже намеревалась снова клюнуть её в ногу.
- Помоги же, что ты стоишь!
- Не бойся, пойдём.
- Куда?!
- Друг к другу!
Ворона смотрела, как они удалялись по аллее. Ей нравилось, что от его прикосновения она рассыпалась на маленькие звёздочки, а потом снова превращалась в радугу. Вороне очень нравилась музыка. Их музыка. Ведь именно он был создателем этих аккордов, и только он мог подарить ей те самые крылья.
- Так значит, она есть? - спросила она.
- А разве что-то есть другое? - ответил он.
Ворона спокойно расправила крылья и, превратившись в солнечный луч, поднялась к небу, разорвав мутное одеяло нескончаемых туч.

Я так устала от одиночества. К нему невозможно привыкнуть. И пусть что угодно советуют умные книги и нравоучительные статьи, предлагая заняться своим развитием, карьерой, отвлечься от унылых будней, найти себя в чем-то другом, моя душа тоскует и тревожится о невозможности любви. От того, что время безжалостно проходит, а в моей жизни до сих пор не произошло ни самого главного события, ни самой важной встречи, ни самой настоящей любви.
Я смотрю в зеркало и с болью замечаю легкие штрихи изменений, которые накладывает на меня время. Да, я молодая и красивая, и все у меня еще впереди. Только почему же, почему же никак не наступит это «впереди»? Почему самые лучшие годы своей жизни я вынуждена тратить на тоску и печальное ожидание счастья?
Нет, я не схожу с ума от унылого ожидания. У меня насыщенная жизнь, я работаю и учусь, развиваюсь и расту. И в моей жизни почти нет времени для раздумий об одиночестве. Да и одиночества почти нет, потому что всюду люди, люди, люди... Нескончаемая вереница встреч и взаимоотношений в стремительном калейдоскопе жизни.
Но мне так хочется остановить это непрерывно несущееся колесо событий, чтобы рассмотреть, наконец, саму картинку. Насладиться необычностью цветовых сочетаний и причудливостью форм. И наполниться этим созерцанием, как наполняется смыслом каждое мгновение любви.
А впрочем, откуда мне знать, чем она наполняется. Моя любовь где-то задержалась. Почему-то особенно отчетливо это чувствуешь весной, когда на черных мокрых заборах переливаются солнечные лучи. Разомлевшие от весеннего тепла деревья нежно благоухают, тают лежащие вокруг рыхлые сугробы. Тяжелые капли, падающие с веток, протыкают их, как стрелы, и текут под ледяной коркой к главному своему ручью.
И душа замирает от восторга и трепетного ожидания чего-то. Ну, где же ты, мой любимый? Почему никак не можешь разглядеть меня в толпе? Сегодня я, как булгаковская Маргарита, быть может, возьму в руки букет ярких желтых цветов и выйду на улицу, чтобы найти тебя.
Хотя нет, не успею... Надо еще заскочить в деканат, потом в библиотеку, купить корм кошке, зайти к больной соседке бабушке Вере, сбегать в аптеку за лекарствами для мамы, а вечером обязательно заглянуть на свой любимый сайт.
Ах, если бы можно было выкроить хоть минутку, чтобы остановиться и посмотреть по сторонам! Может быть, я сама заметила бы его в толпе? И обязательно подошла бы. Я обязательно нашла бы предлог, я ведь умею фантазировать. Например, можно было бы спросить, где он купил такой красивый ананас.
Я вдруг ловлю себя на мысли, что давно смотрю на идущего впереди парня со спелым ананасом в сеточке, в которую обычно упаковывают фрукты и овощи в супермаркетах. Он тоже куда-то спешит. И я невольно ускоряю шаг, чтобы поближе рассмотреть его. Но мне видны только аккуратно подстриженный затылок и тонкая полосочка светло-серого шарфа, выглядывающего из-под воротника дубленки.
Еще прохладно, снег не сошел, и тротуары кажутся большими ледовыми катками, по которым надо идти осторожно, чтобы случайно не грохнуться прямо в снежное месиво на обочине. Но мы спешим. И нам некогда осторожничать. Я невольно проникаюсь чувством солидарности с этим совершенно незнакомым, но таким милым и похожим на меня случайным прохожим.
Я смотрю ему в спину и думаю, что он напоминает мне пингвина, торопливо переваливающегося с ноги на ногу, чтоб не поскользнуться, и улыбаюсь своим невольным ассоциациям. И думаю о весне и гололеде, и о том, что мне, быть может, так и не удастся рассмотреть его лица, потому что парень идет слишком быстро, и я не успеваю за ним.
И мне так весело чувствовать себя таинственной преследовательницей, с незнакомцем меня роднит чувство сопричастности и похожести, словно мы на какое-то время становимся близкими друзьями, спешащими на праздничный ужин с красивым сладким ананасом.
И вдруг торопливый ритм походки приостанавливается и резко, словно удар молнии, деформирует все последующие наши движения, преобразуя их в беспорядочный бег на месте, стремительное вращение конечностями и, наконец, звонкое падение на землю. Сетка летит за недосягаемые пределы видимости, серый шарфик небрежно расползается по плечам, а мы волей случая сталкиваемся чуть ли не лбами в самом эпицентре «ледового стадиона».
«А он симпатичный», - мелькает в моей чудом уцелевшей голове. И я, неспособная в этот момент ни говорить, ни думать, только улыбаюсь глупой защитной улыбкой, пытаясь скрасить ею неловкость положения.
Но парень ничуть, казалось, не расстроенный происшествием, весело подхватывает меня под руки, и мы пытаемся встать. Ушибленное тело слушается плохо, ноги разъезжаются, раздаются громкие восклицания любопытных прохожих, и мы повторяем пируэт в менее травмирующем варианте под дружный хохот. Нам так весело и хорошо, что мы не против навеки приморозиться к ледяному тротуару, сидим и смеемся над своей неуклюжестью.
Так мы познакомились... Неожиданно и весело, как будто зацепились вместе за яркую совместно нарисованную картинку в безостановочном калейдоскопе жизни и залюбовались ею от всей души. И с тех пор ананасы стали самым любимым нашим лакомством, которые мы будем много лет совместно поедать с улыбкой на устах.
Без любви человек – ничто. Но если он не позволяет себе улыбаться, потому что слишком озабочен ее поисками, то и жизнь превращается в сплошной бег по замкнутому кругу, и любовь ускользает или морочит голову и разбивает сердце. Ей нет места там, где господствуют навязчивые идеи. И где застилают глаза неумолимые видения придуманных образов.
Ведь если быть таким озабоченным, то можно совсем ее не заметить, когда она будет проходить рядом. Как правило, любовь приходит невзначай, тогда, когда ее совсем не ждешь. Просто надо верить в нее, как в чудо. И привыкнуть к тому, что чудеса случаются на каждом шагу, если ты доверишься им всей душой.

Они были знакомы 10 лет … И ничего никогда не было в их жизни совместного, кроме, наверное, друзей. И сами они были друзьями. Лучшими. Все 10 лет. Она доверяла ему все! Всю свою жизнь! Все свои эмоции. Все свои переживания. А он все понимал, всегда помогал. Они понимали друг друга без слов, стоило только посмотреть друг на друга и они уже знали, кто и что из них думает.
Все менялось в их жизни. В его – женщины. В ее – мужчины, города. И только он один оставался с ней всегда. И сколько она себя помнила, он всегда был в ее жизни. Такой надежный, самый лучший, неизменный. Она его очень любила… Любила в нем друга. И он любил в ней друга!
И что же могло произойти? Вдруг?! Через 10 лет? Он посмотрел на нее по другому. А она увидела этот взгляд. Он постарался спрятать этот взгляд, но было уже поздно. И она решилась! Решилась на то, чтобы быть вместе. И понимала, что может потерять не только любовь, но и дружбу и доверие. А самое главное – может потерять его! А он был самым важным человеком в ее жизни!
Он! Он! Он! Он всегда был … Был, когда ей было хорошо, был, когда ей плохо. Был, когда она любила, был, когда она разочаровалась и обозлилась на весь белый свет! Только он помог ей выбраться из тяжелейшей депрессии. Именно он понимал ее без слов и принимал ее такой, какая она есть. Со всеми ее недостатками. Даже тогда, когда она была просто невыносима! Даже, когда его обижала своими словами. Он все прощал и был рядом! Она ценила… И не понимала, как можно вообще без него жить… Как другие люди живут? Ведь у них нет его! Как они со всем справляются? Без него?!
Она думала очень долго … Но все таки решилась сказать, что думает. Что не понимает, что происходит… Но он стал не просто другом! А он сказал, что нужно оставить все, как есть, т.е. просто друзьями, хотя, наверное, и понимал, что уже поздно. Уже слишком поздно поворачиваться назад. В дружбу… Но он пытался. Пытался бороться с собой, со своими чувствами и эмоциями, с ней, с ее чувствами.
Она оказалась сильнее. Он сдался.
И она поняла, что она очень счастлива именно теперь. Не тогда, несколько лет назад, когда в жизни было все, что женщине нужно… Когда был муж, дом, семья… А счастлива именно теперь! Теперь, когда в ее жизни твориться непонятно что! Когда нет ни мужа, ни дома, ни семьи. Когда ничего не осталось. Кроме него! И он заполняет весь ее мир, все ее существо, все ее существование…
Она снова научилась улыбаться просто потому, что хорошо, а не потому что нужно улыбаться! Она научилась радоваться жизни. И понимать, что никто в жизни больше не нужен. И хочется, чтобы он всегда был рядом. Чтобы обнял крепко-крепко, поцеловал в шейку и просто сказал: «Мне с тобой очень хорошо…» И сразу чувствуешь себя любимой, желанной, защищенной. И эти ощущения удивляют ее до сих пор! И она хочет удивляться каждый день.
И она понимает, что если он исчезнет, то она просто умрет. Он стал частичкой ее души, ее сердца, просто частичкой самой ее… И она думает: «Ведь если у человека отрезать половину сердца, он ведь умрет…» Вот и она умрет, если его не будет рядом.
Но, слава Богу! Он никуда не собирается уходить. Ему тоже безумно хорошо! И никуда он от нее теперь не уйдет! Не сможет!

Иду утром домой. На подъезде объявление: «Дорогие соседи! Сегодня примерно в 9.20 у входной двери были утеряны 120 руб. Если кто нашел, занесите, пожалуйста, в кв. 76 Антонине Петровне. Пенсия 3640 руб.» Я откладываю 120 рублей, поднимаюсь, звоню. Открывает бабушка в фартуке. Только увидела меня, протягивающую деньги, - сразу обниматься, причитать и в слезы счастья. И рассказала: «Пошла за мукой, вернувшись, вынимала ключи у подъезда — деньги-то, наверное, и обронила». НО! Деньги брать отказалась наотрез! Оказалось, за пару часов я уже шестая (!!!), кто « нашел» бабулины деньги! Люди, я вас люблю за то, что вы такие!!!
**********
В магазине ко мне подошла маленькая девочка и попросила: «Возьми меня на ручки». Я так и сделала, подумав, что она потерялась. Малышка просто обняла меня, а потом спрыгнула. Я уставилась на нее, а она объяснила: - Хотела, чтоб ты улыбнулась. Я так и прыснула со смеху
**********
Недавно возвращалась из института и возле станции метро «Автозаводская» увидела ветерана войны. Он сидел рядом с планшетом, на котором были медали и ордена… Его награды, который он заслужил на войне. Он продавал их, чтобы купить себе хоть какой-то еды. Я подошла, вытащила все содержимое кошелька и отдала ему со словами: «Возьмите все мои деньги, но не продавайте свою честь и доблесть за гроши людям, которые этого недостойны…» Он расплакался, взял деньги, собрал ордена в ладони и поцеловал их, а потом тихо сквозь слезы произнес: «Спасибо, дочка». В такие моменты мне кажется, что я смогу изменить мир. Они дают мне надежду.