С сильным дерись, с богатым судись...

Молодые люди настолько сильны физически, что, очень часто не ощущают предела своим силам. Им кажется, что они могут свернуть горы и, в этом, они недалеки от истины. Но… но… в упоении физической силой, они забывают про силу разума и полагаются исключительно на свои мускулы. По причине чего, то и дело, попадают в неприятные ситуации, зачастую оставаясь в дураках.
Вот и я не стал исключением из этого правила.

Итак, в 1984 году в возрасте 24 лет, я отправился погостить в Набережные челны. В те годы не существовало банковских карточек. Были, конечно, аккредитивы, но не было желания ими пользоваться. Сберкассы были редки, работали только днем и т.д. А принцип «Приходите завтра», воспетый еще великим Райкиным, шагал по советской стране семимильными шагами. Поэтому, чтобы не иметь в дороге проблем, с собой пришлось взять наличные. А чтобы эти наличные получше запрятать в, традиционный для этой страны, пояс пришлось взять купюры покрупнее. На дорожку рублей 70 мелкими, а остальное крупными. Менял я деньги, естественно, не в сберкассе, а у Вовки Горбоконя. В то страшное время мы все боялись традиционного вопроса — А откуда это у вас?
За сотенные купюры он загнул большой процент и я согласился на четвертные — двадцатипятирублевые. Их получилось 11 штук и все они, довольно аккуратненько, легли в толщу моего, якобы солдатского пояса.
И вот я в пути! Поезд в Набережные челны тогда ходил довольно анекдотично. Во-первых он пребывал в дороге 32 часа, а во-вторых в Бугульме отцеплял часть вагонов и разворачивался назад. Такие манипуляции в Этойстране быстро не делаются и нам объявили, что у нас два часа свободного времени. Время было летнее — раннее солнечное утро, и от тоски, и скуки я отправился побродить по городу. Через десять минут оказалось, что смотреть там нечего. Бугульма, как все советские, да и, впоследствии, российские провинциальные города находился в крайнем запустении — улица, по которой я шел, сочетала, обшарпанные и ободранные, кирпичные купеческо-дворянскими здания и убогие деревянные домики, выглядевшие не намного лучше. Покосившиеся заборишки, кривые деревья, которые могли бы плодоносить, расти они где-нибудь, хотя бы в Турции, и бесприютная тоска из каждого угла.
Насладившись этим запустением я решил направить свои стопы на местный рынок. В подобных городках, в то время, еще оставались некоторые предметы, которым аборигены не знали цены и отдавали их за «деревянные» советские деньги, в эквиваленте стоимости бутылки водки. Мои ожидания, к сожалению, не оправдались — местный рынок был такой же пустой и пыльный, как этот замшелый городишко. Он представлял собой большую площадь, где с одного края помещалось несколько прилавочков, на которых традиционные рыночные старушки разложили для продажи утлую картошку с трудом выросшую в этом холодном и темном северном краю. Весь ее вид говорил о том, какие муки они претерпела за свою недолгую земную жизнь. Никаких «подозрительных» личностей, у коих можно было чего-нибудь прикупить я не углядел, поэтому отправился на противоположный конец рынка, где просматривалась небольшая кучка людей. Их я издалека не разглядел, ибо день был солнечный и в глаза мне прямиком бил солнечный свет.
Подойдя ближе, я увидел, что это группа цыганок, сидящая так просто на голой земле. У этих покупать нечего — подумал я — сейчас начнется: «Погадаю тебе, мой яхонтовый!» И только-то я собрался втихую ретироваться, как меня все-таки заметили. Одна из сидевших, вскочила с резвостью молодой кобылки, несмотря на то, что ей было на вид более сорока лет и кинулась ко мне с криком: «Постой, красавчик, я тебе погадаю!»
Гадание, как таковое, меня не интересовало. Я не верю, ни в бога, ни в черта, ни в едрену мать, а уж в приметы, пророчества и гадания — тем более. К тому же, мать с детства приучала меня сторониться цыган, поскольку, как она уверяла — нечисты они на руку! Хотя я в это тоже не верил! Точно также, как не верил в другую мамкину бредню — что евреи готовят свою мацу на детской крови. Из-за чего она, за неделю перед еврейской пасхой, переставала выпускать меня на улицу или уже не уходила со двора, держа меня постоянно в поле зрения.
В ее исполнении все это звучало очень анекдотично, ибо моя прабабка была откуда-то приезжей, носила фамилию Цыганова, да и на лицо была, как бы сказать — похожа… Хотя мне кажется — она все-же осетинка. Вдобавок, род наш пошел от, можно сказать былинных, поскольку с той поры минуло почти 200 лет, братьев Давидки и Абрамки. Не думаю, что они были чиста руссиш! Поэтому, когда она в очередной раз заводила про цыган и младецев, я спрашивал — не семейное ли это? Не Давидка ли с Абрамкой поведали секрет производства мацы? Не потому ли в войну наша семья не знали голода, что бабка Цыганиха на руку нечиста была? Мать вставала на дыбы, ругала меня нехорошими словами, но на некоторое время об этих бреднях забывала. А потом опять-двадцать пять!
Да! Гадание меня не интересовало. И я бы, отмахиваясь руками, горделиво ушел от привязчивой цыганки, но… Но отсутствие «яхонтового», равно как и «алмазного», «золотого», «серебряного», зацепило! Вот Сатана — подумал я — даже на трепотне сэкономила. Конечно, я для этой бабки мальчишка. А раз мальчишка, значит у меня нет денег, она не надеется более, чем на мелочь — посему я всего лишь «красавчик». Тьфу! А пойдет мимо старый рыночный грузин, так посыплется полный набор титулов. И «золотой», и «серебряный». А мне — фиг! Вот дрянь! И я решил — шиш тебе — получу твое гадание, но ни копейки, ни копейки, за него не дам. Молодежь уважать нужно!
Цыганка, как я уже сказал, была не по возрасту резва поэтому, догнала меня в два счета. И принялась вертеться вокруг, хватая меня своими длинными и, честно сказать, красивыми, хоть и давно не мытыми, пальцами, то за руки, то за рукава куртки. Я, для порядка, минутку-другую покочевряжился, будто бы собираясь уйти, но потом согласился на гадание.
Цыганка повеселела, но «яхонтовым» меня не назвала, а сказала, что гадание не пойдет, пока она не увидит денег. Мне деньги не нужны — продолжила она, как бы поняв мой план, — но видеть их мне необходимо — по-другому я не умею. 
Хочешь видеть — пжалста! 
Я лезу в карман и тут соображаю, что всю мелочь оставил в купе в дорожной сумке, а со мною только четвертаки в поясе. Если бы я был умнее и менее самонадеянее, то сейчас же дал бы деру, но я бы уверен в себе. Ха — подумал я — старая цыганка, невысокая и худенькая — вылитая Алла Лихтенбаум, которую я поднимал одною рукою, и я — крепкий здоровый молодой парень. Как она отнимет у меня деньги? Поэтому я, аккуратно, делая вид, что зарылся во внутреннем кармане, вытащил из разреза в поясе одну двадцатипятирублевку скрутил ее в кулаке, выставив наружу небольшой кусочек, за который и ухватиться было трудно и спросил: «Сойдет?»
— Да — безразлично ответила цыганка. Она не переменилась в лице, глядя на то, как старательно я накручиваю купюру на пальцы, не засмеялась, ничего… Будто бы каждый день ее клиенты поступали подобным образом. На это спокойствие я не обратил никакого внимания. А зря! Спокойствие — признак уверенности. Я был молод и не понимал этого, ведь все, практически все молодые — беспокойны.
Дальше минут пять она зачитывала мне цитаты из «Гадального учебника цыганки», если бы таковой был когда-нибудь напечатан. Я слушал ее не то, что вполуха, а в одну десятую уха, раздумывая над тем, каким образом она попытается выхватить у меня деньги. Но время шло, тихая бессмысленная речь журчала и мне стало это все надоедать. Я ощущал крепость своих пальцев, сжимающих купюру и не боялся ничего. Моя физическая сила казалась мне воистину батырской. 
И в этот момент, цыганка вдруг умолкла. Я, встрепенувшись, уставил на нее свой взгляд, она на меня — свой, наши взгляды пересеклись… Я уже собрался спросить ее: «Это все?» Но она сделала пару шагов в сторону причем я, инстинктивно, проследовал за ней и громко произнесла, вернее даже выкрикнула: «Сейчас я покажу тебе, кто злейший твой враг!» Что она несет? — промелькнуло в голове, но было уже поздно. Цыганка выхватила откуда-то из-под своих громадных юбок маленькое зеркальце и махнула им перед моими глазами. «Так это же я сам?» — успел удивиться я, после чего солнечный блик ослепил меня. Черт! Я зажмурился и немного наклонил голову, спасаясь от света...
В этот момент, дикая боль пронзила мою голову! Я почувствовал, что цыганка вырвала волос из моей головы. У-у-у-у, сука! — Выкрикнул я, вздрогнув, и схватился правой рукой за больное место, тут же открыв глаза...
И увидел, как цыганка бежит со всех ног к противоположному краю рынка… четвертного в кулаке не было. Естественно, когда я дернул рукой, то ослабил пальцы. Остальное — ловкость рук и никакого мошенничества! Я злобно сплюнул на грязный асфальт, хотя понимал: «А права была старая! Ведь в зеркальце я увидел самого себя! Вот, кто мой злейший враг — я сам! Решил объегорить цыганку — вот и остался в дураках».
Я повернулся и пошел обратно — к вокзалу. Жалко было деньгу — целая бутылка коньяка упорхнула. С другой стороны — у меня их теперь ровно 10! Круглое число! У круглого дурака! Стало даже смешно и я расхохотался.
А когда я увидел знакомое здание вокзала, то в голове сложилась фраза «С сильным дерись, с богатым судись, но не пытайся обмануть цыганку»

Похожие статьи:

Политика, история → СССР - страна, которой больше нет.

Расcказы → Молчание - золото, но...

Обо всём понемногу → Почему дети СССР были другими?