А знаешь, когда-то я тоже жила по правилам.
Ночами спала и считала коньяк отравою.
Готовила суп на обед...Пироги - по праздникам...
Пила мятный чай перед сном и читала классиков.

А знаешь, когда-то...Сама уже дат не помню я...
Была я женою. Любимой ли? Приручённою.
Наивной, доверчивой, верною, нежной, любящей,
С надеждою в сердце, с мечтами о лучшем будущем.

А знаешь, когда-то, чуть позже, я с неба падала...
Но крылья, у самой земли, отросли. И радугу
Мостом перебросила жизнь над рекой отчаянья.
Не слово спасительным было - скорей молчание.

А знаешь, когда-то...я счёт потеряла времени...
Наверное, кто-то, так долго незрячий, прозрел во мне.
И стало легко и спокойно, светло и радостно.
Я вновь полюбила весну, облака и сладости.

И голос, едва уловимый, во тьме послышался -
Душа говорила...А мир окружающий тише всё
Звучал и распутывал сети дорог нехоженых.
И страх исчезал быть неправильной, непохожею.

Я, страшно подумать, когда-то жила по правилам.
Теперь же, все правила кажутся мне отравою.
Хотя, по привычке, пеку пироги по праздникам,
Пью чай перед сном и порою читаю классиков.

© Copyright: Оксана Спасова-Бойко, 2013

Со старым Новым годом!



Белла Ахмадулина

Что так Снегурочку тянуло
к тому высокому огню?
Уж лучше б в речке утонула,
попала под ноги коню.

Но голубым своим подолом
вспорхнула — ноженьки видны
— и нет ее. Она подобна
глотку оттаявшей воды.

Как чисто с воздухом смешалась,
и кончилась ее пора.
Играть с огнем — вот наша шалость
вот наша древняя игра.

Нас цвет оранжевый так тянет,
так нам проходу не дает.
Ему поддавшись, тело тает
и телом быть перестает.

Но пуще мы огонь раскурим
и вовлечем его в игру,
и снова мы собой рискуем
и доверяемся костру.

Вот наш удел еще невидим,
в дыму еще неразличим.
То ль из него живыми выйдем,
то ль навсегда сольемся с ним.

1958

Я себя научилась беречь.
Каждый день и минуту каждую.
Из десятка различных встреч
Выбираю одну, но важную.
Перестала я гнать коней.
Все идет чередом, размеренно.
Я уверена, много дней
Мне прекрасных еще отмерено.
Я себя научилась ценить.
Понапрасну не трачу времени.
Не пытаюсь другим угодить,
Ухожу, если мучат сомнения.
Если мне не комфортно, СТОП.
Я любовь не прошу на паперти.
Не ищу оправдательных слов.
И не плачу по старой памяти.
Я себя научилась любить. «Эгоизм»,
- кто-то скажет праведный.
Не к лицу мне других судить.

И кто знает, как всё же, правильно?!
Жизнь бывает, как снежный ком,
А еще, как мотор отлаженный.
Мое сердце – огромный дом.
Но пускаю туда не каждого.
Так лети, как воздушный шар,
Груз обид с чемоданом прошлого.
Если солнце моя душа,
Впереди лишь одно хорошее.
Если следовать за звездой,
Превратятся мечты в реальность.
Оставаться всегда собой –
В этом высшая уникальность.

Светлана Чеколаева.

Шаги по заснеженной улице — это
Пролитый, пропетый хруст снега — на шаг.
И уши, холодные, слышат за ветром
Под снегом, из снега покровы тепла.

Я знаю, я видел, я помню под снегом
Нетронутым хрустом, что глубже, чем жизнь,
Ложится покоем, заутренним, первым,
Печатью на сердце — на вечные дни

Ложится бездвижный, ложится глубокий,
Ложится пронзительный крик тишины.
И слышишь за хрустом, покоем наполнен,
И слышишь ты песню хрустящей воды.

Я долго твердил нелюбовь к этим зимам:
Шаг труден. Утонешь, а улица — гладь…
Но вот, переполненный невыразимым,
Позволил зиме себя запеленать.

Шаги по заснеженной улице — это
Всегда путешествие на глубину.
И шага, и взгляда, и белого света,
И радости жизни в спокойном бреду.

Трагическая смерть скончавшегося 22:35, 19 декабря 2017года, солиста южнокорейской суперпопулярной k-pop-группы SHINee Ким Джон Хена, больше известного как Джонхен, стала настоящим шоком для его поклонников и родных. Музыкант, которому было всего 27 лет, как стало известно в ходе расследования, покончил с собой, отравившись угарным газом. Спасти его, увы, не удалось. Спустя сутки после его гибели появились некоторые подробности произошедшего. Почему талантливый, молодой и перспективный артист решил свести счеты с жизнью? На этот вопрос ответил сам певец в своей предсмертной записке.

Я был сломан изнутри. Я не смог справиться с депрессией, которая полностью меня поглотила. Я был очень одинок. Свести счеты с жизнью очень сложно, и только поэтому я жил до сих пор. Пожалуйста, скажите, что я хорошо поработал,

— написал он.

Свою записку он закончил, судя по всему, обращением к самому себе.

Ты хорошо поработал. Ты через многое прошел. Прощайте,

— заключил музыкант.

Депрессия, о которой говорит Джон Хен, возможно, стала следствием жестких ограничений, с которыми сталкиваются в Южной Корее популярные артисты. Звездам кей-попа приходится следовать строгим правилам не только на сцене, но и в жизни — начиная с соблюдения строгих диет и заканчивая запретом на использование мобильных телефонов. Порой музыкантам даже запрещается заводить романтические отношения, дабы это не повлияло на их популярность и не помешало имиджу.
Нередко молодые артисты, не выдерживая таких тяжелых условий, начинают злоупотреблять алкоголем и наркотиками. Ким же, в отличие от своих коллег, не проявлял интереса ни к одному, ни к другому. Более того, на выступлениях он всегда выглядел счастливым, поэтому никто и предположить не мог, что он переживал.

Многие из поклонников певца после смерти своего кумира заявили, что давление, оказываемое на звезд в Южной Корее, недопустимо. Давление не просто жесткое, а очень жестокое.

Мы не смогли помочь ему в тот момент, когда он нуждался в этом больше всего…

— сокрушаются фанаты.

Источники: The Guardian, Gettyimages.ru

Просто покажу листы календаря))) Его недавно примостили на кухне )))

Вот и у нас выпал снег и погода благоприятная для прогулки. На Пересечении улиц Музейная и Любинский проспект организовали прогулочную аллею в стиле Ретро и с ледяной горкой для малышей.

Елка не построенная, она растет и сама по себе такая )))

Поиграем — давай — с тобой.
В самый морской бой.
Я уже лежу под волной.
Ой...

Погибают мои корабли
Не от ядер и не от пли.
Далеко-далеко от Земли
Корабли мои отплыли.

Чтобы в капель заветной пыли
Искупать свои сны и были,
А завет не тонуть не блюли —
Паруса за полярной сожгли.

А у сердца моей глубины
Занырнули за новые дни.
Ты волну на меня не гони.
Я умру — и останутся пни

От побитых в бою тех дерев,
Из которых и флот мой, и хлев.
Дух цветёт, а проигранный хлеб
Преломлю пред тобою навеки.

Навек.

Епископ Пантелеимон (Шатов), Председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению.

В декабре 1991 года, перед самым Новым годом, я болел, и совет нашей общины собрался у меня дома что-то обсуждать. В этот момент звонят нам из нашей больницы и говорят: «Это вы гуманитарный груз заказывали? А то тут дубленки привезли!»

Надо сказать, что мы как раз перед этим писали письма за границу с просьбами о помощи, потому что у нас совсем ничего не было — ни для сестер, ни для больных, ни для работы, ни для храма. И я вспомнил, что в одном письме мы просили для сестер теплые куртки, чтобы зимой в них можно было ходить из корпуса в корпус. Я говорю: «Да, мы заказывали». — «Ну, мы так и подумали. А то тут корпус неправильно указан».

Пришли наши сестры — стоит огромная фура. Действительно, в адресе стоял совсем не наш корпус, а какой-то другой. Звонили завхозу больницы — она о таком даже не слышала. Но и так все поняли, что это нам, больше некому. Фура была из Югославии. Открыли ее — а там новые дубленки, четыреста штук! И еще пять тысяч пар новой зимней обуви, и сумки кожаные…

Я ужаснулся — во-первых, куда нам столько?! А во-вторых, нам совершенно негде это хранить! К тому же в то время нас постоянно обворовывали — крали вещи, иконы. Так что если узнают, что у нас в храме такой склад — унесут вместе с храмом. Что делать?
Разгрузили все прямо в храм (больше и некуда было). Все равно пока я болел, служить в храме было некому. Я сказал нашим сестрам: быстро составляйте списки и раздавайте!
И стали мы быстро все раздавать.

Вот как вспоминает об этом Татьяна Павловна Филиппова, главная сестра Свято-Димитриевского сестричества:

— Как-то вечером мне позвонила Нина Эйдельнант и сказала, что завтра надо обязательно быть в храме (я уже в нем работала, но приболела): пришла гуманитарная помощь, которую нужно быстро распределить.

Когда утром я пришла в храм, то от удивления открыла рот, да так и ходила. Весь храм был буквально завален дубленками — мужскими и женскими — и многочисленными коробками с обувью и сумками. Все вещи были абсолютно новыми. Оказалось, что накануне в храм дежурному — это был Вася С., ныне отец Василий — позвонила с таможни тогдашняя завхоз больницы Валентина Т. и известила о том, что получает гуманитарный груз, по-видимому, предназначенный для храма — теплые вещи и обувь. Больница такого груза не заказывала. Дежурный навел справки и разузнал, что, действительно, писали заявки на гуманитарную помощь, в том числе и на теплые куртки. Оказавшийся в тот момент на таможне представитель Московской Патриархии, знавший батюшку и больничный храм святого благоверного царевича Димитрия, подтвердил, что если груз гуманитарный — значит, скорее всего, для храма при Первой Градской. Взяли благословение у отца Аркадия [ныне владыки Пантелеимона], и все получили, то есть все привезли нам.

Последующие дни мы очень интенсивно все раздавали, т.к. надо было освобождать храм. Одели всех одинаково, как из одного детского дома-интерната (только очень богатого): батюшек, матушек и прихожан братских храмов, сотрудников больницы… Всех заносили в список с адресами и паспортными данными, ведь за гуманитарную помощь всегда нужно отчитываться. За пять дней раздали все дубленки и кожаные сумки, две с половиной тысячи пар обуви из полученных пяти тысяч. Остатки аккуратно описала и убрала Ольга Н.

Дай ей Бог здоровья!


… А дальше было вот что. Стою я как-то в храме, в коридоре, и навстречу мне идут два разъяренных кавказца. Мне от одного их вида стало как-то не по себе. Подходят. Один спрашивает: «Это вы машину с дубленками и обувью разгрузили?!» Я говорю: «Мы». — «Да как вы посмели?! Это же наша была машина! Наш был груз!!!»

Оказалось, что корпус был правильно указан, был такой, но даже больничные службы о нем не знали. И в нем была какая-то кавказская фирма. У нас вообще тогда на территории больницы было много странных полуподпольных фирм: кавказских, чеченских… Одна из таких фирм и решила под видом гуманитарной помощи получить товар из Югославии, чтобы не платить таможенных сборов.

Они нас спрашивают: «Где вещи?!» А мы говорим: «Раздали. Вот списки. Если хотите — собирайте». Они: «Зачем нам ношеные? Нам ношеные не нужны!»

Вот так получилось, что мы всех нуждающихся одели в прекрасные дубленки и обувь. А эти кавказцы потом выставили Патриархии иск на 200 тысяч долларов. Меня попросили написать объяснительную записку для Его Святейшества. Помню, мы с Олей Комаровой (Царство ей Небесное!) всю ночь сочиняли объяснение. И Патриарх целый год, когда меня где-нибудь встречал, всегда спрашивал: «Ну, как там дубленки?..»

А потом как-то раз зимой шел я в больницу с нашей сестрой, одетой в ту самую дубленку. Проходим мы мимо машины, а рядом с ней два кавказца стоят. Мы прошли, и один нам вслед тихо говорит (у меня слух очень хороший, я, когда уроки вел, все подсказки всегда слышал): «Вон наша дубленка пошла…»

Вот так получилось, что община едва создалась, сестры только начинали трудиться в больнице, а милостивый Господь помог им в материальных нуждах — послал щедрые рождественские подарки.

Источник:https://foma.ru/chudesnyie-rozhdestvenskie-istorii.html

Сколько прошло лет с тех пор, как они не виделись?.. Пять, десять, пятнадцать?.. А может - двадцать? Да, пожалуй, все двадцать.
Но как сейчас помнит она их последнюю встречу. Как он тогда прятал глаза, когда говорил, что им нужно расстаться.
Она думала, жизнь на этом закончится, плакала, страдала... А теперь?..
За это время многое поменялось, что-то забылось и, казалось, чувство ушло навсегда, потонуло в рутине дел, просто стёрлось временем...
Но сегодня, в день её рождения, ей пришло SMS. Номер незнаком. Она уже было хотела удалить послание, но что-то всё-таки заставило её прочесть его незатейливое содержание.
"С днём рождения, родная. А я так и не стал счастливым, ведь всю жизнь любил одну тебя. Прости."
Вновь и вновь перечитала она ровные, бездушные буквы. Нет сомнений, это он, её первая и... последняя любовь. В старой, затрёпанной записной книжке этот номер выведен аккуратным почерком ею, студенткой.
Позвонить?.. Но зачем, ничего уже не изменишь. У неё семья, дочка подрастает... И она, взяв телефон, дрожащей от волнения рукой, набрала: "Спасибо, родной. А ты всё-таки постарайся быть счастливым..."

4.01.2023