В месте, где я родился и вырос, тогда ещё бывшим небольшим уральским рабочим посёлком под г.Арамилью, на границе с Белоярским р-ном, не буду их описывать, лучше Бажова мне кажется, никто не смог и не сможет описать те места, было тогда заведено меж родственников, друзей, да и просто знакомых, такое дело — собираться на «посиделки», чаще случалось такое по выходным, а вернее в субботу, хотя и на неделе бывало не дивом, особенно после трудного, хлопотного дня, но всё же по субботам постоянно.
Зачем собирались? Нет! Не водку пить, а петь, да петь и те вечера, так и стоят у меня перед глазами... Хотя уже прошло столько лет с тех пор...
Вот так, начиналось обычно как, днём все обычно заняты, работа, огороды, покосы, хозяйство, в посёлке по большей части, было много частного сектора, а потому и скотинка какая-никакая имелись, поросята, коровы, козы, и потому днём у людей хлопот хватало, мало кто сидел дома, некогда просто, летом ведь как известно, день год кормит, а вот вечерком, после того как приходили с пастбищь табуны и хозяйки встретив своих кормилиц и разойдясь по дворам начиналась другая жизнь...
Отзвенели тугие струи по подойникам, и вот кто-то из тех кто жил в квартирах, забежал к знакомым за свежим парным молочком, вот кто-то зашёл к другу по делу (ведь в другое время не застанешь) слово за слово, потекла неспешная беседа, подошёл сосед вернувшийся с покоса, соседка забежала и хозяйка поставила греться самовар.
Не прерывая беседы и хозяева и гости сели пить чай и вот уже разговор с деловых вопросов, плавно перешел на отвлечённые темы, на улице опускался тихий вечер, солнце истомлённое за день, уже нежно ласкало теплом, по обоюдному согласию всех, стол и самовар перекочёвывали либо на терассу, либо в садок перед домом... Вот кто-то из детей разжигал костерок, и пламя еле видное в вечерних лучах, потрескивало веточками, «на огонёк» заходил ещё сосед, вышедший покурить перед сном...
Обычно когда всё уже было переговорено, и беседа становилась всё неспешнее, в вечерней тишине раздовался чей-то женский голос, чаще всего это начинала тётя Вера, тогда ещё молодая 35 летняя женщина, со смешливыми глазами и красивым голосом, и начинала петь, песни были каждый раз разные, но чаще всего, она начинала, либо :
«Что стоишь качаясь
Тонкая рябина...»
или :
«Виновата ли я...
Виновата ли я, что люблю...»
Слова песни потихоньку подхватывались остальными женщинами, вплетавшими свои голоса в мотив и вот уже смолкали разговоры, мужики потихоньку, курили, прислушиваясь к песне и просто смотрели на закат...
А песня плыла, плыла над домами, над яблоневым садиком, взлетая над тихой речушкой Бобровочкой и уносясь в бескрайнее небо и окончательно смолкали разговоры, притихшая ребетня, которой было не место среди взрослых посиделок, затихнув поодаль, подбрасывали в костерок ветки, пары постарше, прогуливались — неподалёку...
А песня плыла, унося с собой ещё один день, прожитый в трудах и заботах, унося какие-то мелкие обиды, отодвигая проблемы завтрашнего дня на потом - «утро вечера мудреннее», западая в душу словами о любви, любви бескрайней и вечной, согревая сердце теплом, что жизнь не напрасна...
Вот о чём жалею я... Мои дети — никогда, не знали и не узнают этого...

А.В. Махов-Чупин © 23.02.2016

Самая обычная городская улица, пятиэтажные коробки домов, притиснутые друг к другу, тротуар перед подъездами и десяток метров до соседнего, паралельно стоящего дома.
Заасфальтированный пятачок, где вернувшись с работы, оставляют на ночь свои автомобили жильцы и такой же по размеру пятачок, утоптанный до земли, где раньше планировался газон, рябина, пара кустов шиповника под окнами и две чудом растущие берёзки, до которых не добрались руки ни у ЖЭУ, ни у жильцов.
Самый обычный пейзаж провинциального городка, когда смотришь из окна.
Время около трёх часов, полуденный жар летнего дня ещё не собирается спадать, редкие прохожие, дети в садике, рабочий день ещё в разгаре и потому, площадка пустует, относительная тишина, изредка нарушаемая проехавшей вдалеке, по центральной трассе, машиной.
На укатанном колёсами пятачке — мутная лужа, пролетавшая мимо ворона вернулась, сделала небольшой круг и неуклюже подпрыгивая , приземлилась рядом, оглядевшись по сторонам, подошла поближе к краю лужи, внимательно её осмотрела, обошла по кругу, что-то прикидывая, в двух местах ткнулась клювом, как это сделал бы человек — проверяя палкой глубину, и оставшись довольная получившимися результатами, косолапо подпрыгнув, улетела.
Минуты через две, она вернулась, держа в клюве засохшую, как камень, корку от буханки белого хлеба.
Приземлившись на нижнюю толстую ветку одной из берёз, снова внимательно осмотрела окрестности... Тишина... Никого... И даже вездесущих воробьёв поблизости не наблюдалось.
Взмахнув крыльями, ворона спрыгнула с ветки и спланировала к луже, в три прыжка допрыгала до облюбованного ею ранее места и положила свой трофей в воду, методично и старательно придавливая его клювом, чтобы вода скрывала его полностью.
Проделав это насколько раз и выждав когда корка перестанет всплывать, подхватила её клювом и положила на плоский камень с краю лужи.
Наклонив голову набок, осмотрела левым глазом и двумя точными ударами чёрного клюва, разделила кусок на три, почти равные части, после чего, снова, положила их в воду, в разных местах, сама же, стала важно прохаживаться по кромке лужи, то слегка притапливая их клювом, то просто переворачивая, как хозяйка переворачивает оладьи на сковороде.
В очередной раз, поправляя один из кусочков, попробовала его, отщипнув от него крошку, проглотив , на секунду замерла, к чему-то прислушиваясь, кивнула почти человеческим жестом своим мыслям и поправив другие два кусочка, подхватила понравившийся и отпрыгав с ним к сиротливо торчащему на голой земле листку репейника, положила хлеб на него и буквально церемонно, принялась за неторопливую трапезу, деликатно откусывая и запивая время от времени из лужи.
Покончив с одним куском, проверила оставшиеся два, поправила — перевернула. И всё повторилось, как и с первым, когда « приготовленность» куска, её начинала устраивать, так же как и предыдущий раз, она их брала и распологала на лопухе, как на тарелку.
Покончив со своим обедом, проверила, не осталось ли крошек, попила водички, пополоскала клюв, набрав водицы , прополоскала горло и не торопясь, размяла крылья и улетела.
Вот такая история, я описал всё как было, не добавляя ничего от себя и вот что интересно...
-Кто её этому научил?..

После полученной травмы и став глухим и полуслепым, у меня как ни странно "зачесались" руки научиться играть на гитаре.
Чего не можем того больше всего и хотим. Руки только стали подавать признаки жизни, а гитара на стене висит перед глазами.
Никто не верил что такое возможно, но не препятствовали. Я стал прижимать её к челюсти и слушал её звук, стал слышать и свой голос через неё.
Учился по всяким самоучителям и просто записям в журналах. К тому времени когда упрямство заставило и ходить, пусть на дрожащих ногах но самому, умудрился попасть в ДК и даже начал выступать.
Невероятно но факт. Общался угадывая слова по губам и при этом пел и играл. Потом ритм-гитаристом в провинциальной группе, дальше больше. Там и область и клуб рок-музыкантов, так что многих из тех с кем тогда я просто болтал в курилке, довелось увидеть и по телевизору. Но это не имеет отношения к рассказу.
Так пронеслось десяток лет. Писал песни, оформлял авторские права на них. Публиковался в районке. Мотался в соседнюю область, чтобы подработать в ресторане со стандартным названием "Берёзка". Во время задержания выплат пенсий и невозможности что то делать-трудиться, да и где было тогда, во время полного развала, это было как подарок. Сидя на стуле перед микрофоном, пел для матросов-речников, как наших, так и заграничных. Питание и возможность получения заработка, да ещё и в долларах, это было что-то. На роскошь понятно не потянет, но на нужды и лекарства хватало.
Чего только не насмотрелся за это время... Хватит на три книги, да каждая в двухтомнике равному Война и мир Толстого.
А потом просто устал. От людей, которых не слышу. От этих вечно пьяных соплей и слёз, что рвались обнять и пожать руку "братану".
Устал. К скотству трудно привыкнуть. Помогало только то, что и среди такой публики, попадались действительно хорошие, добрые люди, что приходили именно за песнями. А не показать свою крутизну пьяным разгулом. Вот с теми мы потом и сидели за чашкой кофе, я приходил в себя, от боли которую приходилось терпеть за время выступления и как в мультике:
- Улыбаемся и машем! Улыбаемся и машем...
А тут заряд кончался, нужно было ехать обратно. Таблетки, чашка кофе по ирландски, неспешный разговор и можно было "плыть" дальше.
- Зачем тебе это? - спросил меня тогда один из моих знакомых.
- Не знаю - честно ответил я.
- Жизнь одна, разве для этого ты карабкался и танцевал со смертью каждый день?
- Хорошо говоришь, а что делать?
- Не знаю и знать не могу! Это твоя жизнь.
На этом и расстались. А разговор и слова запали. На что тратим бездумно время жизни? Вот я осудил в мыслях и словах тех кто так прожигает за столиками напротив жизнь, а чем я лучше их.
Вернувшись и уладив кое какие дела, собрал сумку с вещами, прихватил гитару, вдруг в дороге пригодится, денег кот наплакал и уехал из родных мест.
- Куда ты?! - пытались вразумить родные.
- Где тебя найти, куда направляешься?
Ничего не отвечая просто обнял и началась дорога. Дорога которую я выбрал сам, а не потому что у меня не было выбора.
Сначала в область. Потом на первый попавшийся автобус, на поезд денег не хватало. И за окном поплыли пейзажи.
Дома сменялись лесом, леса полями. Иногда через лобовое стекло было видно такую дал в которую уходило шоссе, когда автобус находился на вершине небольшой горы, куда мы приезжали лишь через полчаса, мчась всё дальше и дальше. И от людей которые не верили что я на что-то способен:
- Ты калека, что от тебя ждать? Только пить начнёшь, чего тебе ещё делать, кому ты нужен?
И от не сложившейся жизни и от мест где я стал таким. Я ехал к себе. Хотел стать самим собой, а не тем что мне навязывали. Упрямство, дорогое ты моё упрямство. Рогом в землю. Только так. И я ехал.
В одном месте мы проезжали потрясающие места. Берёзовые рощи буквально пленили своей первозданной белизной и чистотой. Попросил водителя остановить и вышел. Махнул на прощание попутчикам рукой и всё. Прежняя жизнь закончилась, Теперь лишь от меня самого, да от Бога зависело как я буду жить.
Дальше был местный рейсовый автобус. Потом попутки. По дороге любовался природой и под шелест шин и урчание двигателя расспрашивал про места, куда привела меня моя дорога.
Хорошо я забрался. Дальше были лишь леса, а косули, кабаны и медведи, явление нормальное. Обустроился в одной деревеньке, сначала на постой, а потом когда дела пошли в гору, то и своё жильё приобрёл, хороший кирпичный дом. Будь он поближе к цивилизации, то мне такой и мечтать не пришлось бы приобрести.
Занялся же я фермерством. Завёл коров, гусей, кур, козлят, поросят. Завёл небольшую пасеку.
Появились деньги и на мебель, стенка, грюндик с парой каналов. Больше антенна не ловила, лишь местный и первый. Автобус бывал раз в неделю, но из за поломки мог и вообще не приехать.
Но я просто летал. Арендовал пастбища в колхозе и уходил со своим табуном из овец и коров до девяти вечера.
Всю эту науку пришлось постигать на ходу. Что я лично сам знал? Да ни чего!
В три подъём, в полночь отбой жизнь наполнилась смыслом и красками. Возил молоко, яйца, сыр и творог на продажу в районный городишко, там меня уже к тому времени знали и ждали.
А вокруг!!! Я бродил по пастбищам, пел в полный голос для себя и моих подопечных рогатых. Кормил косулей, кабанов сторонился, очень уж не пуганные, матёрые, щетина как грива у льва. Лисы е боялись и даже порой тявкали сопровождая мои переходы до места дневного отдыха.
Я впервые дышал полной грудью. Никому не был до меня дела и я ни к кому не лез.
Я сам. Сам всего добился и сделал. И это... Это наполняло мир вокруг солнцем и улыбкой в душе. Животные дарили тепло и доверие. Как потом показало время, это период жизни запомнится навсегда.
Чуть позже меня приехал ещё один человек. Он тоже выбрал место осознанно и по своим причинам. Деревенских он сторонился, брезгливо морщась и называя быдлом.
Приехал он сюда с определённой целью. А именно, очень уж ему хотелось прожить лет двести и при этом оставаться сильным и здоровым.
У каждого своя блаж и свои тараканы маршируют, чем я лучше? Ну блажит человек так это его жизнь.
Тяжёлой работой не нагружал себя. Нанимал кого из тех, что трубы горят, а тут халява, а не работа.
Соблюдал строгий режим. Обязательные прогулки. Пища лишь то, что рекомендовано врачами. Каждые полгода ложился в городе в поликлинику на обследование. Хозяйство приносило доход и он мог себе позволить.
Имел белые зубы без единой пломбы и густые волосы. Очень тем кичился:
- Да что вы все понимаете!!! Жить надо уметь и жить правильно!
Ездил регулярно раз в год к морю. Семью не заводил:
- Это портит нервную систему и истощает отпущенные человеку жизненные силы.
В общем, ну приехал, ну живёт, к другим не лезет, ну и его не трогали. Его тараканы, ему с ними и жить. Хотя бабы помоложе на него поглядывали.
- Эк мужик без дела пропадает. - говаривали они про меж собой.
- Ага, не Богу свечка, ни чёрту кочерга.
Ездил только на велосипеде, так как гадалка ему наговорила что смерть примет от машины.
Или же ходил пешком.
Вот и всё если коротко.
Тут у моих родных случилась беда. И оставив хозяйство на соседей рванул помогать. Хорошо что после того как устроился, дал знать, где меня искать. Телефон на всю деревню был лишь в конторе. Теперь при том количестве сотовых что сейчас есть, это так дико звучит, а тогда...
Вот так я и вернулся. Дела осложнялись и я не мог бросить их одних. Хозяйство было отлажено и потому особого ухода не требовало, но не мог же я всё на соседях днржать. Вот и приехал на пару дней снова в деревню. Что распродал, дом пришлось просто подарить, кто его здесь купит, кого из животных пристроил в добрые руки. В общем дела уладил.
Тут только понял что чего-то не хватает.
- Людмила Фёдоровна, а где же сосед то наш? Время прошло, а его с прогулки нет.
- Так помер он сердешный. Второго дня после твово отъезду и преставился.
- Как это помер? - опешил я. Да его здоровше только Буян на ферме! (Бык производитель на ферме)
- А вот так и преставился.
- А что же приключилось то? Заболел или что?
- Да Бог с тобой Натоличь, ты чего такое говоришь то, не хворал он. Всё как обычно было. Вечёр спать лёг. А утремя Настька свиристит по деревне, что завтрак принесла барину то нашему, а он как есть холодный. Скору с району вызвали. Те смерть и констатировали.
- А дальше то чего?
- А чего, председатель велел в катаверну везти в район, на вскрытие, ему ж пяти десятков не было.
- Отвезли?
- А как же, чай мы не звери, горе разумеем. Только не оказалось у него родных, родители давно уж преставились, а детей не было своих... даи чужих не оказалось.
- А братья-сёстры?
- Да кто же его знает голуба моя! Можа и есть хто, так ведь не опчался он ни с кем из них. Так что за счёт колхоза и схоронили.
- Так от чего же помер то?
- Вскрытие сделали, признали что всё здорово, вот то и интересно.
- Что, вот просто так умер?
- Так видимо время пришло, Бог то не спрашивает, хочешь, не хочешь, готов не готов. Все там будем, о чём печалиться.
- Да нет, просто как то дико, вот так просто...
- Нашёл чего и кого жалеть! Пустой человечишко то был! Деток не народил. Дела какого не любил и не делал, хоть бы книгу каку-никаку написал, так не, просто для себя жил. Ну вот значится и прожил, прожёг жизню то...
На том мы и расстались.
С тех пор прошло много лет. И вот теперь вспомнились те события и тот человек. Случайный эпизод из обычной жизни.